Восьмая личность - Максин Мей-Фан Чан

Я подкрадываюсь к ней.

— С днем рождения! — восклицаю я, хватая ее за талию. В одной руке у меня подарок.

Вздрогнув, она поворачивается.

— Черт, — говорит она, прижимая руку к сердцу, словно пытаясь удержать его в груди. — Ты меня испугала.

Три девушки смотрят на нас и обмениваются шутками. Их руки лежат под ультрафиолетовой лампой, которая закрепляет лак на их ногтях.

Элла повисает у меня на шее — прямо-таки перевозбужденный ребенок, — а ее глаза сияют. Виноват в этом новый клатч от «Фенди», на который я потратила целую месячную зарплату.

— Нравится? — улыбаюсь я.

— Нравится? Да я влюблена в него! Даже не знаю, что сказать. — Мой Здравый смысл так и лучится от восторга.

Я дую на согнутые пальцы, тру ими ключицу и подмигиваю.

— Ты лучшая, — говорит Элла, поглаживая клатч. — Он великолепен!

Осознание того, что что-то сделано правильно, вызывает ликование, от радости я парю, как перышко, как облачко.

— Давай, — говорю я, беря ее за ту руку, в которой нет «Фенди», — выберем цвет, а потом я хочу поехать в Вест-Энд. Мне на сегодня нужно новое платье.

Пока мы перебираем разноцветные флакончики — я расставляю их в последовательности цветов, — три девушки одновременно встают, каждая одергивает юбку, и все идут к двери.

— Я возьму этот, — говорит Элла. — А ты?

— Мадемуазель Долли приглянулся вот этот, — говорю я, беря блестящий розовый.

— А Раннер? — спрашивает Элла.

— Стандартный готический черный.

— А что насчет Паскуд?

Я смотрю на нее.

— Пожалуйста…

— А Онир?

— Естественный или для французского маникюра.

— Скууучно, — говорит Элла, закатывая глаза.

«Возмутительно!» — кричит у меня в голове Онир.

— Никак не могу решить, — вздыхаю я.

Иногда я крашу ногти разными лаками, чтобы избежать головной боли — ведь и Паскуды настаивают на том, чтобы для каждой был свой цвет. Бывает, что мои руки похожи на шевелящуюся радугу.

— Давай обе возьмем вот этот! — предлагает Элла, впихивая мне в руку флакон с темно-красным, и мы идем к креслам.

За длинным маникюрным столом пустота. Словно по нему прошлись пилочкой.

Мы садимся в педикюрные кресла, закатываем штанины джинсов. Элле сделать это сложнее, потому что джинсы на ней сидят плотнее.

— Гель или обычный лак? — спрашивает мастер.

— Обычный, — отвечаю я.

Как только это слово слетает с моих губ, я ощущаю, как у меня внутри вздымается мощная волна «как бы». Само понятие «обычный» вызывает у меня напряжение.

— Ты давно общалась с Шоном? — шепчет Элла.

— Да, вчера он прислал эсэмэску. Написал, что сегодня мы увидимся около девяти.

— Ясно.

— Если честно, мне очень хочется покончить с этим. Знаю, ты говорила, что он нам нужен, но…

— Я все поняла, — говорит она.

Молчание.

— Что? — спрашиваю я.

— Ничего.

— Элла!

— Просто… Кое-кто из девочек… Они сказали, что он встречается с Эми. Я подумала, что тебе следует знать.

Мастер поднимает голову и смотрит на меня, лицо у нее вытягивается и выглядит смущенным и обеспокоенным одновременно.

— Ясно, — говорю я.

«Видишь, я тебе говорила, что он еще тот мерзавец!» — кричит Раннер, зажав Долли уши.

Тут подключается Онир:

«Ты не знаешь наверняка; спроси у него».

«Спросить у него?! — возмущается Раннер, выбрасывая окурок из Гнезда. — Да он враль последний!»

— Не беспокойся, я у него спрошу, — говорю я вслух, и мастер тихо кивает.

— Ты в порядке? — спрашивает Элла.

— Да, — отвечаю я, перебирая пальцами ног, — я в порядке.

Я на мгновение представляю Эми и Шона вместе, голых, как они хохочут, дурачатся. Целуются. Во мне поднимается хоть и слабая, но ревность: да, Шон мне совсем не нужен, однако решать, быть нам вместе или нет, должна я, а не он. Одна мысль о том, что он променял меня на другую, невыносима, в душе поднимаются жажда соперничества и злость.

Когда я выныриваю из размышлений, мои ногти на ногах и руках уже накрашены — тик-так, — а между пальцами ног торчит поролоновый разделитель. Педикюрша уже занимается ногтями другой девушки. Элла листает «Пипл».

— Ты в порядке? — спрашивает она. — Что-то ты затихла. Сникла.

— Я в порядке. Честное слово, — говорю я. — Итак, какой план на сегодняшний вечер?

— Я думала, мы собираемся в «О Бар»…

Раннер вдруг садится прямо.

— …в общем, Навид организует маленькую вечеринку в клубе. Я хотела отказаться, — шепчет Элла с вытянутыми руками, — я знаю, что это не лучшая идея, но мы можем и пойти. Джейн идет и, я уверена, Сильви тоже. Что ты о ней скажешь?

— О ком, о Сильви?

— Да.

— Она хорошая, — говорю я. — Мне кажется, она очень милая. И значительно лучше Эми.

— Серьезно? А мне кажется, она со странностями, — говорит Элла, пропуская мимо ушей мой комментарий. — Бродит по клубу, как девочка-паинька.

— Может, она ищет Джейн, — тут же ощетиниваюсь я.

— Может быть. — Элла пожимает плечами. — А еще сегодня из Нидерландов прилетает группа ребят. Я уверена, они как-то связаны с тем, что мы распаковывали тем вечером.

Она оглядывается, замолчав. Убеждается, что нас никто не слышит. Глубоко вздыхает и любуется своими ногтями.

— Я слышала, как Навид по телефону разговаривал с Тао, — говорит она, понизив голос. — Там было что-то насчет отправки через Утрехт.

Я закрываю глаза, представляя грядущий вечер. Шон. Эми. Навид и парни из Нидерландов — мысль о новом платье уже кажется мне ошибочной. Я встаю. Разделитель разводит пальцы ног еще шире. У меня сжимается сердце. Надежда увядает.

«Сеть, — говорит Раннер, и ее глаза гневно блестят, — он организует сеть торговли людьми».

Алекса опаздывает. Алекса никогда не опаздывает.

Я перекладываю степлер и нож для конвертов, кладу их в одну линию с настольными часами, затем лезу в верхний ящик письменного стола в надежде, что там завалялась шоколадка. Ничего.

Я решаю перечитать свои записи, оценить, есть прогресс или нет. Алекса все еще диковатая, неприрученная, ускользает, как туман. Ее внутреннее «я» не вполне осязаемо, а ее идентичности сложны и удивительны. Где она? Она опаздывает уже на двадцать минут.