Ферма механических тел - Катерина Мелех

что мы с Ли Мэем единодушно высказались, что, оставив изобретателя в госпитале, по сути, подарим чертежи автоматона бобби. Ведь они не упустят такой шанс. Раскопают лаборатории, найдут следы экстрасенсорики, заклеймят гнома спонсором некромантов и на законных основаниях подвергнут эмпатическому сканированию. Как итог: все тот же международный скандал с допросом гражданина Наугрима, но при этом с провалом миссии Лиги антиимпериалистов.

Спор этот произошел в салоне памятного «Стэнли Стимера», в который мы юркнули, выйдя из подземного хода, ведущего прочь от фабрики в какое-то нежилое здание Академического квартала. Мэй с Евой заняли переднее сидение, я обессиленно вытянулась на полу под задним, на которое бережно уложили носилки с мастером Дедериком. Голова раскалывалась из-за всплывающих в ней каких-то странных, не виденных мною ранее сигил.

Подозреваю, их вообще никто никогда раньше не видел. Это Винс пытался вспомнить, что же он такого гениального придумал, что задержало его в этом мире, не позволив уйти после смерти в астрал. Судя по тому, что периодически я слышала истеричное бульканье «это же надо до такого додуматься, чертова некромантка!», вундеркинд бился над подкинутой мною идеей тетраграмматона для автоматона. Дело нужное, поэтому я заткнула свое недовольство и, постаравшись отрешиться от головной боли, не мешала полету мысли сигиллографа.

Остановились мы уже в нижней части Тагарты. Здесь, на окраине живописного кладбища с покосившимися крестами и вороньим граем притулилось похоронное бюро Дениса и Дастина. Дроу-квартероны в неизменных зеленых бушлатах молча выслушали новости и первым делом перетащили из меня Винса.

Следом, с помощью пожертвованного мною скальпеля, вызвали Брана. Под конец спиритического ритуала, на свою беду, объявился Башня Бенни и с воплями «дрянь ржавая!» вновь попытался вселиться в меня. Но обломался о браслеты, подаренные Тешем. И был тут же пленен Дастином, которому близнец-медиум сообщил о новом госте.

При взгляде на привязанные к пентаграммам в полу сгустки эктоплазмы из меня, как назло, невовремя полез сарказм. Я едва сдержалась, чтобы не пошутить про «внешние половые призраки». Но сдержалась, спасибо урокам Евы.

Ли Мэй опять, как после заземления мной мажордома, прищурился, глядя на мои губы, но снова ничего не сказал. А до меня вдруг дошло, что я скалюсь. От уха до уха. И даже не чувствую этого. Должно быть, вплеснувшийся в кровь адреналин сработал, как наркоз. Я руками попыталась стереть эту отвратную садистскую мимическую реакцию и раздосадовано призналась в заражении негативными астральными эманациями на войне.

Заклинательница ангелов заторможенно моргнула. Контузия, так сказать, на лицо. Хотела было что-то возразить, но инквизитор почему-то ее остановил. У меня на тот момент и без их заморочек голова раскалывалась, поэтому я плюнула на их секретики и не стала допытываться.

Напомнила об умирающем в паромобиле гноме, на котором ангельское благословение скоро рассеется. Дождалась окончания очередного спора бывших супругов по поводу местонахождения Евы, которую могли вычислить по следу ауры, оставшемся после ритуала на фабрике. И, оставив недовольную блондинистую дамочку на попечение близнецов, под прикрытием активных колебаний астрального фона, всегда присутствующих в похоронном бюро, на пару с Ли Мэем покинула перебазировавшийся штаб создания автоматона.

Когда я заявила, что сама найду укрытие, ожидала вполне обоснованных сомнений в моей компетентности в этом вопросе. Но со мной Хелстрем почему-то не спорил. Уточнил, куда и как я собираюсь идти, и безропотно согласился на тур по канализации к убежищу контрабандистов. Паромобилем я воспользоваться не решилась, уж больно приметный транспорт для трущоб.

Я редко спускаюсь в катакомбы. Прежде всего из-за специфики местного контингента. Маргиналы, места которым не осталось даже на дне столицы. Полумертвые игрушки «пыли», «снега», «хмури», «антрацита», «аптеки» и десятков других безобидных названий, готовые убить за новую порцию наркотиков. Люди, в которых уже не осталось ничего человеческого.

Но однажды Шпилька поделилась со мной картой канализационных труб и я, досконально штудируя ее неделю, благодаря гномьей памяти выучила ее наизусть. Что, учитывая отсутствие у меня топографического кретинизма, позволяет мне прекрасно ориентироваться в катакомбах, даже нечасто тут бывая.

Презрев правила этикета, Мэй оставил на меня носилки с мастером Дедериком и пошел первым с «Уэбли» наготове. Я даже не заикнулась против такого распределения сил. С мехаскелетом я сейчас однозначно сильнее инквизитора физически, а бросаться на амбразуры меня раз и навсегда отучило мое первое сражение на Третьей опиумной.

Шли мы, пригибаясь, чтобы не задеть головой арочные, словно пытающиеся лечь на плечи, стены и сводчатый потолок, с которого за шиворот так и норовили упасть склизкие щупальца фосфоресцирующего мха. По узкому бордюру вдоль подземных зелено-бурых рек, исходя из разумных соображений опасаясь намочить даже кусочек одежды. Здесь можно подхватить кое-что пострашнее сифилиса. Уверена, в местных крысах все еще плодятся и размножаются чумные палочки.

Пока добрались до квартала Иммигрантов, оставили за собой пару трупов. Я не утруждалась выковыриванием приметных освященных пуль из тел, падающих ничком в нечистоты. То, что сюда попадает, пропадает навечно. Хотела было спросить у Хелстрема, почему бы ему просто не вышвырнуть души всех нам попадающихся несчастных в астрал. Но тут мне вспомнились слова Евангелин и вернулось любопытство, вызванное ими.

— Ева сказала, что ты перестал быть экзорцистом, когда потерял веру в Еноха, — прогундосила я, отчасти чтобы отвлечься от сводящей с ума вони канализации, от которой закладывало нос и вышибало из глаз слезы. — Как это возможно? Все знают, что Енох — сверхчеловек, после смерти вознесшийся и ставший самым могущественным из высших светлых духов.

Есть что-то сакральное в обсуждении религиозных тем посреди канализации. Я старалась говорить тихо, почти шепотом. Но из-за поворота тоннеля все равно донеслось кряхтенье, помноженное эхом до потустороннего рычания, от которого у меня поджалась задница.

В основном местное отребье находится в наркотическом трансе и особой угрозы не представляет. Но некоторые, в «некондиции» или, еще хуже, в состоянии ломки, запросто могут накинуться на любого под влиянием галлюцинаций или в поисках новой дозы.

Мэй стремительно, как варан, метнулся к противоположной стене, перепрыгнув реку нечистот. Грохнул выстрел, оглушительный в этом влажном каменном мешке. Впереди что-то шмякнулось в слизь. Инквизитор стрелял безошибочно и беспощадно. Исключительно в голову.

— Знают все, а верят единицы, — безмятежно, словно мы были на променаде в парке механических статуй, откликнулся он.

Пока я обдумывала эту философскую сентенцию, он помог мне «вписать»