Нарушаю все правила - Эми Эндрюс

справиться с любым вариантом развития событий.

Более того, он был готов даже к тому, что нужен ей только, что называется, здесь и сейчас, потому что Беатрис пока сама еще не знала, чего хочет от жизни. И это тоже он воспринимал нормально.

Он уткнулся носом ей в макушку, и волосы Беатрис сразу защекотали ему ноздри. Остин никогда особо не вникал в прелесть посткоитальной близости, когда двое, только что испытавшие оргазм, нежатся в шлейфе от своего соития, наслаждаясь потоком гормонов счастья – когда все тревоги отодвинуты, вся боль нейтрализована, все ментальные вершины покорены. Пусть даже и ненадолго.

О да, ему нравилось это состояние, и он никогда не относился к тем мужчинам, которые, лежа рядом с женщиной, прикидывают про себя, как бы по-быстрому свалить. Однако в то же время он никогда и не испытывал такого полного удовлетворения.

– Думаю, мне надо принять душ после меренги. Хотя, как я могу заметить, – он провел ладонью по животу, с удивлением обнаружив полное отсутствие ощущения липкости, – ты поработала основательно.

Когда она размазывала по нему меренгу – спускаясь все ниже и ниже, дойдя наконец до пряжки ремня, – у Остина в какой-то момент едва не отказали колени, и все чуть было не закончилось неловким преждевременным извержением, от которого он не страдал с той самой ночи, как лишился невинности. Однако он взял себя в руки, сумев продержаться до тех пор, пока она не закончила использовать его вместо тарелки и пирог наконец не иссяк, и она не счистила все ртом до последней крошки, – и вот тогда он опрокинул ее на спину, стянул с нее спортивные штаны и обещанные трусики с «Четвергом» и показал ей, как сильно сам он голоден.

Беатрис улыбнулась, держа голову на его груди, и Остин ощутил, как изогнулись кверху уголки ее губ.

– Я бы не посмела проявить неуважение к Энни, оставив от ее пирога хотя бы крошечный кусочек.

Остин рассмеялся:

– Я впечатлен. Сомневаюсь, что и бригада судмедэкспертов, даже с ультрафиолетом, смогла бы обнаружить хоть какой-то след.

Теперь пришла ее очередь посмеяться, и Остин, прижав ее к себе плотнее, несколько минут довольствовался тем, что просто молча лежал с ней рядом.

– Так что… – заговорил он наконец, вороша пальцами ей волосы. – Хочешь поговорить о том, что было утром?

– Не-а.

«Что ж, ладно…»

– И даже не хочешь сказать, какую работу тебе предложили?

Остин был не из тех, кто пускал ситуацию на самотек из страха быть затянутым в дебри проблем. Но и давить на Беатрис он не хотел. И все же совсем ни о чем не спрашивать казалось ему пренебрежением его обязанностями партнера, или любовника, или друга, или просто… заинтересованного лица.

К тому же ему было и любопытно.

Она протяжно вздохнула, отчего по груди у него разошлось облачко тепла.

– Одна знакомая, с которой я когда-то работала, основала фирму, выпускающую поздравительные открытки. И она решила узнать, соглашусь ли я поработать у них дизайнером.

– И что ты? – Остин и понятия не имел, как это происходит, но Беатрис определенно была с этим знакома, раз уж за ней охотились как за специалистом. К тому же у него не выходил из головы тот изумительный рисунок, что она сделала на озере. – Может, хоть немножко?

– Я что, хоть раз ассоциировалась у тебя с автором слащавых открыток?

Остин мягко хохотнул.

– Нет.

– Вот именно.

– То есть ты им отказала.

– Я объяснила, что слезливая сентиментальщина вроде как не в моем характере. А еще отправила им сканы трех эскизов открыток, которые я наспех набросала, чтобы наглядно продемонстрировать им нынешнее состояние моего «Я». Чтобы они могли в полной мере осознать мою непригодность. Так что не думаю, что в ближайшее время они меня побеспокоят.

– А мне можно посмотреть? – улыбнулся Остин.

Некоторое время она ничего не отвечала, и Купер уже забеспокоился, не попросил ли часом что-то непростительное – особенно если вспомнить, как ее корежило от смущения из-за рисунка с озером. Но потом Беатрис резко приподнялась над ним и посмотрела Остину в глаза:

– Конечно. Если хочешь. – И, обернувшись через плечо, добавила: – Думаю, оригиналы где-то под кроватью.

Она откатилась к краю и, выгнув спину, наполовину скрылась под кроватью. От быстрого движения футболка у нее задралась, и Остин провел пальцами по легкой бороздке, что пролегла от середины спины к попке, потому что просто невозможно было к ней не прикоснуться. Прикатившись обратно, Беатрис устроилась в сидячем положении, скрестив ноги, и уставилась на рисунки. Остин тоже сел рядом по-турецки, и она сунула ему в руки листки.

Рисунки эти сильно отличались от того, где изображалось озеро. Это были карикатуры на нее саму и на Принцессу, несущие поразительное сходство с оригиналом. Сделаны они были в основном в черном цвете, другие цвета вкрапливались лишь для создания бликов и выделения деталей. Особенно ему понравилась диадема для Принцессы – последняя сейчас опять лежала на его рубашке, недовольно зыркая на них обоих. Может, у нее и был всего один глаз, однако отвращение к их неуемному распутству выказывалось в нем четко и однозначно.

Рисунки немного разнились между собой, и каждый снабжен был подписью. Проглядев их, Остин не удержался от хохота. Картинки были чертовски смешными!

– О да! – весело поглядел он на Беатрис. – Такое точно должно сработать!

– Вот и я так решила, – улыбнулась она.

– Но они и в самом деле классные! У тебя настоящий талант, Беатрис.

Если ему не показалось, то щеки у нее зарделись.

– Ну да, сойдут.

Забрав у него рисунки, Беатрис резко качнулась и свесила ноги на пол. Ей определенно неловко было разговаривать о своем искусстве, и Остин не мог не чувствовать, что из-за этого она переживает намного больше, чем показывает.

– Хочешь воды? – спросила она, направляясь к кухне.

– Нет, спасибо, – отозвался он, любуясь ее полуобнаженной фигуркой со слегка торчащими из-под края футболки округлостями. От такого зрелища его приятель сразу встрепенулся.

То, чего ему хотелось, воды не предполагало.

– Не хочешь приехать в воскресенье ко мне на ранчо? – спросил Остин, наблюдая, как она наливает из-под крана воды.

Беатрис на миг замерла, потянувшись закрыть кран, затем сделала несколько больших глотков, после чего развернулась к нему, прислонясь задом к раковине. Остин не мог ничего видеть – у нее все было прикрыто, – однако в целом Беатрис смотрелась настолько постельно-растерзанной, что с таким же успехом могла быть и обнаженной. Во взгляде у нее был холод, но все остальное казалось жарким и манящим.

Едва ли что на свете