Обратный отсчет: Равнина - Токацин

— Яд-дро Сатурна! Вот я идиот!

— Бывает, — отозвался Гедимин, приводя его в устойчивое положение. «Трилобиты» не сопротивлялись — они давно висели на шлейках здоровенными панцирными шарами. Вепуат, охнув, схватился за мешок, покидал в него животных и облегчённо вздохнул.

— Ничего, отогреются. Но что я идиот, то идиот…

— Чего они там хотели? Зажать нас в той норе и затыкать копьями? — Гедимин угрюмо сощурился. Ему было тошно.

— Это вряд ли, — Вепуат невесело ухмыльнулся. — Не настолько они дураки. Но вот обездвижить и в таком виде доставить Кьюссам — вполне могли. Им там… в общем, их много. Группы, отряды… Никакого единства. Большинство решило, что план дурацкий. Скорее всего — опасный. Будь мы послабее, они решились бы. Или не будь там армии Сэта… Нет, зачинщиков перехватили сами Джагулы. Но Сэта их мотивировали. Не зря мы тут с ними возимся…

Гедимин сощурился до боли в веках. «Значит, доставить Кьюссам…»

— Говорил же — нечего там лазить, — буркнул он. — Нечего тратить на них флоний. Ты что от них, благодарности ждёшь?

Вепуат шумно вздохнул.

— Мы убили всех их детёнышей и едва не выморили само племя. Какая благодарность? Для таких вводных они ведут себя предельно благородно.

Гедимин гневно фыркнул. Отсюда, с обрыва, уже просматривался белый купол над реактором, и сармат глядел на него, рискуя поскользнуться на осыпи, — вид установки, даже прикрытой защитным полем, унимал накатывающую тошноту и боль под рёбрами.

— Пусть валят отсюда со своим благородством. Я их не звал. Ни ломать мой реактор, ни шляться тут и всех доводить.

Над обрывом блеснуло синее сопло ракетомёта — кто-то из филков в приграничном блиндаже неловко шевельнулся. Гедимин скользнул взглядом по камнемётчикам, рассредоточившимся вдоль обрыва, — они держались тихо, сливаясь с местностью, но сармат уже научился отличать аборигенов от гравия. В груди ныло. «С кочевниками говорить не о чем,» — думал он, спускаясь по скользкому склону. «Разве что Кьюссы выйдут из тумана. Тогда начнутся нормальные переговоры. И нас наконец оставят в покое.»

…Чашка весов пошла вниз. Гедимин ждал, что она остановится, но она скользнула ещё ниже, и сармат, глядя на последнюю отметку, угрюмо сощурился. «Ещё на пять процентов тяжелее. Отлично. Данные собираются, таблица составляется…» — он занёс последний показатель для «стеклянной» скорлупы в журнал, пригляделся внимательнее к новому, неизвестно откуда взявшемуся столбцу и помянул про себя спаривание «макак». Кто-то — скорее всего, Вепуат, только непонятно, когда — добавил в таблицу названия местных дней. Напротив последней записи горела пометка «Огонь».

«Что там говорил Хассинельг про эти стекляшки? Огонь и Жизнь?» — машинально вспомнил Гедимин — и тут же, беззвучно выругавшись, выкинул бред из головы. «Вепуат точно сказал бы, что это связано,» — он покосился на пометку в новом столбце и криво ухмыльнулся. «Всем нам давит на мозг эта планета. Пока я отсюда выберусь, сам в колдовство поверю.»

…Уходить из реакторного отсека не хотелось. Гедимин на пару секунд задержался, разглядывая зеркальный монитор и отражённые в нём радиометры. Ничего нового на них не было. Мощность, выросшая было вчера, ещё утром упала так, что пришлось поднимать все стержни. Реактор давно «выровнялся», хранитель был спокоен, его щупальца, изредка задевающие голову или руки сармата, — легки и почти прохладны.

— Что-то не то? — спросил у Гедимина Айзек, устроившийся за монитором. — Показатели не нравятся?

— Да нет, — пробормотал сармат, переводя взгляд на пульт. Уходить из реакторного отсека совсем не хотелось. Оборудование для землянина — любого, хоть сармата, хоть человека — выглядело нелепо и жутко — но оно хотя бы работало, и так, как задумано…

Айзек сочувственно хмыкнул.

— Устал? Вепуат, не занятый делом, утомит кого угодно. Но занять его пока нечем… Да! Привет тебе от Маккензи.

Гедимин невесело ухмыльнулся — «на Равнине и Маккензи в радость…»

— Чего ему? Опять всё сломалось?

— Он всё-таки обратился к «Торию», — Айзек пропустил последнюю фразу мимо ушей. — С тем, что ты ему тогда сказал.

Гедимин мигнул.

— «Торий» поделился Зелёными Пожирателями, — продолжал Айзек. — Я их видел — шесть взрослых особей. Сказал, что нехватка флония очень досадна — и вот, мол, нам ещё «генераторы». «Торий» тебя, похоже, помнит…

Гедимин поморщился.

— «Торий» — биолог. Сдвинут на ксенофауне. Помнишь его экзотариум на полбазы? На Луне-то… Псих — он и есть псих.

Айзек хмыкнул.

— Хорошо, что он тебя не слышит. И Маккензи тоже. Непременно настучал бы. А я сделаю вид, что ничего не слышал. Иди, там у вас какие-то очередные опыты — Вепуат уже весь извёлся…

…Вепуат ждал Гедимина у купола и, едва увидев открывающийся шлюз, обрадованно ухмыльнулся и замахал обеими руками. Гедимин досадливо сощурился.

— Я уже собрал дрова, — сказал Вепуат, вцепившись в его локоть и настойчиво подталкивая к ангару горячего цеха. — И вытяжку скрутил. Все эти отходы коптят просто бешено. Будем ставить поле поверх здания?

Гедимин покосился на группу аборигенов у больших весов — они пытались уравновесить чашки, насыпая на них камешки. Чуть поодаль, над навесом, прикрывающим пост ракетомётчиков, стоял гигантский богомол с костяным посохом и разглядывал ближайший холм. По краю соседнего плато брёл, опустив голову до земли, сааг-туул. Внизу, прямо под ним, двое Текк’тов «катали камешки» — прессовали собранный по долине гравий, скатывая его в блин. Спускаться к ним сааг-туул не хотел и, кажется, намеревался пойти далеко в обход.

— Гор глазеет на Джагулов, — прошептал Вепуат, толкнув Гедимина в бок. — Вот тебе и польза от кочевников. Идём, пока не опомнился!

Ремонтник аккуратно придержал дверную створку, и оба сармата просочились в горячий цех. Закрывая за собой дверь, Гедимин нашёл взглядом Гора — тот так и стоял у блиндажа, глубоко о чём-то задумавшись. «Близко к нам,» — сармат недовольно сощурился. «Но нас вроде бы не видел. А если видел? Да ну его к Джагулам!»

— На своей