Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II - Мария Павловна Романова

обратился ко мне лично. Его настойчивость объяснялась тем, что он услышал о моих попытках написать мемуары. Он сразу предложил заплатить за уже написанные главы; сумма, которую он мне посулил, тогда считалась довольно крупной. В тот период мне очень нужна была именно такая сумма, и я согласилась. Он немедленно положил чек в банк, и я передала издателю мои сочинения, едва ли нечто большее, чем грубые черновики.

На том дело не закончилось. Поскольку у меня не было других источников дохода, пришлось подписать контракт, по которому я обязана была посылать в издательство мемуары частями, в виде регулярных статей, за которые мне будут соответственно платить. Но все дело мне не нравилось; мне казалось, что я торгую тем, что не имею права продавать. Кроме того, сразу стало ясно, что публикация моих воспоминаний вызовет бурю критики и я наживу себе много врагов. Я не ошибалась: с того времени, когда я подписала контракт, до того момента, когда мемуары вышли в Америке в виде книги, мои сочинения подвергли самой резкой критике, причем в основном те, кто их даже не читал, ведь ранее воспоминания выходили только в переводе на шведский.

Я продолжала писать не спеша, так как выслала редакторам много материалов авансом. Но, окончив первую часть, посвященную детству и юности, о чем мне было приятнее всего писать, я продолжала с трудом. Вдохновение посещало меня нечасто, и я еще не научилась дисциплинировать свой мозг, готовя его к такой конкретной работе.

В начале лета того же года Юсупов, имевший виллу недалеко от моего булонского дома, снова попытался завлечь меня в свой кружок. Феликс и его жена переехали из Лондона в Париж примерно в то же время, что и мы, в 1920 году, но, хотя время от времени мы встречались, наши отношения так и не возобновились по-настоящему.

Юсупов по-прежнему проявлял такую же чрезмерную щедрость к своим менее удачливым соотечественникам, как и в Лондоне в начальный период нашего изгнания. Он по-прежнему держал открытый дом, в котором жили, столовались и развлекались его многочисленные друзья и знакомые. Но даже значительное состояние, которое ему удалось вывезти из России, не могло вечно выдерживать неумеренных трат, и его капиталы стремительно истощались. Феликс любил богатство и понимал его ценность главным образом как силу, которая давала ему власть над человеческими душами. Он был соткан из противоречий. Он ничего не тратил на себя, у его жены почти не было новых платьев, а их автомобиль был довоенный, с высокими колесами, старый «панар». Однако их дом был по-прежнему полон бесчисленных и бесполезных слуг. Помимо того, что он раздавал деньги направо и налево отдельным людям, он основал одну или две организации в помощь беженцам, связанных с художественным творчеством. Он предпочитал работать независимо, терпеть не мог правил и распорядка и никогда не искал общественной поддержки. Идя на поводу своих замыслов и желаний, он не хотел входить в состав комитетов и не прислушивался к советам. Но, несмотря на его стремление доминировать, он не был хорошим организатором; иногда он работал с лихорадочной энергией, однако его усилия по большей части ни к чему не приводили.

Он был крайне одарен с художественной точки зрения, особенно в области дизайна интерьеров. Там он демонстрировал чрезвычайный вкус, фантазию и оригинальность. Во всех его жилищах можно было любоваться идеальной планировкой, цветовой гаммой, равновесием архитектурных деталей и обстановки. Но во многом другом он никогда не доводил дело до конца, отвлекаясь в поисках новых идей, как только они приходили ему в голову. Он предпочитал небольшие размеры и заставленные комнаты с низкими потолками. Гараж, примыкающий к его булонской вилле, он преобразил в очаровательный маленький театр, стены которого расписал фресками Яковлев, русский художник, который впоследствии получил широкую славу во Франции.

Именно театр подсказал ему предлог для обращения ко мне. Он придумал поставить несколько любительских спектаклей на русском языке и хотел, чтобы я вошла в состав его труппы. Я с радостью согласилась. К тому времени мне очень недоставало человеческого общения. Кроме того, любительские постановки обладают каким-то странным очарованием; поскольку я никогда в них не участвовала, я не сумела устоять.

Помощницей режиссера согласилась стать известная актриса, ветеран русской сцены и моя близкая подруга. В труппу набрали симпатичных людей, и предприятие обещало стать весьма занятным. Мы встречались и обсуждали пьесы. Ни у кого из нас не было опыта игры на сцене, поэтому мы не могли начать с чего-то серьезного. Выбрали несколько юмористических скетчей и сразу же распределили роли. Мне дали роль легкомысленной блондинки из рассказа Чехова. Роль не слишком мне подходила, я должна была тараторить не естественным для меня высоким голосом. Мы учили роли и репетировали несколько недель.

В день премьеры актеры находились в состоянии лихорадочного возбуждения. Зрители, в основном друзья и родственники актеров, ждали начала почти в таком же истерическом состоянии, что и мы. Как ни странно, мы вдруг превратились в школьников, которые собираются удивить радостных родителей своей рождественской пантомимой. Помощницу режиссера буквально трясло; помню, что, когда мне настало время выходить на сцену, она последовала за мной в кулисы, крестя меня в воздухе на уровне головы. Колени у меня дрожали, язык, казалось, сделан из фланели, но своих строчек я не забыла. Однако это почти все, что можно сказать о моих актерских талантах. Еще долго после представления моя приятельница, та самая русская актриса, регулярно приходила ко мне домой дважды в неделю; я решила, что читка пьес вслух и уроки дикции не повредят моему русскому, который пребывал в запущенном состоянии из-за недостатка практики.

Благодаря репетициям я очень часто бывала на вилле Юсупова. Как-то Ирина, жена Феликса, показала мне снимок нелепого, полуобветшалого строения, которое она назвала «нашим домом на Корсике». Хотя я привыкла к неожиданным причудам Феликса, я ей не поверила.

– Дом на Корсике? Эта лачуга принадлежит вам?!

– Конечно, – рассмеялась она. – Вот погоди, увидишь Корсику и особенно Кальви, где мы купили дом; если тебе нечего делать в сентябре, поезжай с нами – но будь готова столкнуться со всеми мыслимыми неудобствами.

В то время мне очень нужно было полностью переменить обстановку, и я приняла приглашение.

Ирина, ее младший брат Василий и я уехали из Парижа в превосходном настроении в конце августа; Феликс должен был присоединиться к нам позже. Мы отправились в Ниццу, а оттуда сели на пароходик, который доставил нас на Корсику. Обещанные неудобства начались с того мига, как мы сели на пароход, и продолжались,