Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II - Мария Павловна Романова

Я сходила к себе в комнату за иконой. Дмитрий встал передо мной на колени, и я перекрестила иконой его наклоненную голову. Потом он встал, и мы обнялись. Какое-то время я в отчаянии прижималась к нему. Ком в горле стал таким большим, что душил меня.

В дверь постучали, пора было отправляться в церковь. Я надела шляпку перед зеркалом, даже не глядя на себя, и кое-как застегнула пальто. Мы вышли из отеля и пересекли небольшую площадь, на другой стороне которой находилась церковь. Перед входом уже собралась толпа приглашенных; при нашем приближении они расступились. На ступенях нас ждали друзья Дмитрия, почти все его старые товарищи, офицеры его полка. Войдя в переполненную церковь, я ловила на себе взгляды; все следили за выражением моего лица. Дмитрий остановился на пороге, ожидая начала псалма. Но хористы долго не могли начать от волнения. Они запели лишь спустя какое-то время, и голоса у них дрожали. Только один раз осмелилась я посмотреть на брата, когда он стоял в дверях с бледным и серьезным лицом. Неожиданно ком у меня в горле растворился, и по лицу потекли слезы.

Гул подсказал, что приехала невеста. В храм ее вел отчим. Вот она оказалась рядом с Дмитрием. Они вместе медленно пошли по проходу. Началась церемония венчания. Паству охватили те же чувства, что и на утренней службе. Все в церкви, казалось, понимали, какие воспоминания охватили нас, русских.

После службы в доме моей новой невестки состоялся прием. Потом я вернулась в отель и, поужинав с другими гостями, села на парижский поезд. Новобрачные поужинали с матерью Одри и сели на тот же поезд на следующей станции после Биаррица. Как только поезд тронулся, они послали за мной, и мы выпили шампанского из толстых железнодорожных стаканов.

На следующее утро я проводила новобрачных на вокзал, на медовый месяц они отправились в Англию. Мы позавтракали в душном вокзальном ресторане, а потом гуляли по перрону, пока им не пришла пора садиться в вагон. Я ушла лишь после того, как их поезд скрылся из виду.

Глава XXII

Загородная идиллия

Еще долго после женитьбы брата я чувствовала себя совершенно потерянной, как будто у меня отобрали какую-то важную часть меня самой. Это было не совсем одиночество, ведь к долгим разлукам с Дмитрием я уже привыкла; но образовавшуюся пустоту мне никак не удавалось заполнить. Подсознательно я относилась к нему в некотором смысле как к своему сиамскому близнецу, как к части себя. Я не ревновала к его жене, но пришлось долго внушать себе, что теперь я нахожусь вне их жизни, что я почти ничем не могу с ними поделиться.

До свадьбы я много раз думала о том, как теперь должна к ним относиться. Я решила предоставить молодоженов самим себе и держаться в стороне. Меньше всего мне хотелось, чтобы Одри, которая была намного моложе меня, думала обо мне как о свекрови. Я искренне считала, что держу слово, данное самой себе, но теперь уже в том не уверена. Хотя я старалась держаться от них подальше, они наверняка чувствовали, как мой беспокойный дух нависает над ними, даже когда меня нет рядом. Когда мы были вместе, нам бывало тягостно и неловко.

Мне предстояло найти занятие, которое заполнило бы пустоту, образовавшуюся после того, как брат женился. Разъехавшись с Путятиным, я почти два года прожила довольно беспорядочно; такой была естественная реакция на предшествующий период. Наши знакомые в то трудное время казались мне представителями обреченного класса; хотя их действия и поведение были выше всяких похвал, они никак не вдохновляли меня, не способствовали поднятию жизненной силы. Жизнь в Швеции и особенно годы войны приучили меня к постоянной смене лиц; среди знакомых я выбирала тех, кто был мне интересен. В ближний круг Путятина входили довольно однотипные люди. Там почти не было новых лиц; к иностранцам относились с подозрением, и мои знакомства не поощряли. Хотя благотворительная работа стала для меня источником нового ценного опыта, деятельность моя была довольно ограниченной. Так как я все больше проникалась проблемами России, я должна была выслушивать разные точки зрения и обмениваться мнениями и идеями с людьми, которые в этом разбирались. После расставания с мужем я решила учиться. Однако это легче было сказать, чем сделать. Я не была знакома с влиятельными людьми, для встреч с ними приходилось рассчитывать на удачу. Единственное, что было мне доступно, – более широкий круг общения и надежда на лучшее.

Однако, как только расширила круг знакомств, я отклонилась от первоначального замысла. Меня так долго сковывали всевозможные ограничения, что вскоре меня закружило в водовороте, который почти ничего мне не дал. Через два года, в течение которых я редко обедала или ужинала дома, я перезнакомилась с представителями всего космополитического мира, тяготевшего к Парижу и французским летним курортам. Но сдержанность моя сохранялась, и, хотя я развлекалась, в основном оставляла за собой роль зрительницы. Неприязнь к фамильярности удерживала меня от более многочисленных знакомств. Те немногие друзья, которыми я обзавелась в тот период, очень помогли расширить мои знания о мире и приобрести некоторую толику самоуверенности, которой мне прежде недоставало, но немногочисленные новые друзья не оправдывали довольно пустого существования, которое вскоре начало меня тяготить.

Освободиться от бесполезного времяпрепровождения мне помог дом, в котором мне было спокойно и хорошо. По вечерам я все чаще оставалась дома с книгой, что было куда приятнее, чем поиски развлечений. Отправляясь утром на работу, я с нетерпением ждала, когда вернусь домой и останусь одна. Этот новый этап совпал с женитьбой брата. Пустоту, оставленную его отъездом, можно было заполнить только новыми, жизненно важными интересами. Если новым знакомствам не суждено было оказать на меня существенное влияние для переустройства моей жизни, надо попробовать узнать нечто важное из книг, пусть даже книги не совсем идеальное средство.

Перемена образа жизни принесла мне большое внутреннее удовлетворение, даже счастье. Дом стал для меня своего рода крепостью, где я жила своей жизнью, которую выбрала, и куда не могло проникнуть ничто, что не находилось бы в гармонии с состоянием моей души. Вечером, когда я возвращалась из конторы и за мной, щелкнув, затворялась калитка палисадника, мне казалось, будто от меня отвалились все заботы мира. Я поднималась к себе, сбрасывала «городскую» одежду, надевала неглиже или пижаму и возвращалась в сад. Дома по обе стороны улицы были окружены деревьями; я сидела на крыльце и смотрела сквозь ветви на заходящее солнце