Беспокойное лето 1927 - Билл Брайсон

Каждый на этой встрече представлял свою нацию, у каждого были свои интересы и свои предубеждения. Для французов год выдался ужасным. Они чувствовали себя обедневшими и обделенными, да к тому же исчезновение Нунжессера и Коли тоже стало большим психологическим ударом. На официальном уровне Банк-де-Франс относился к Норману с подозрением; предполагалось, что он готов не задумываясь продать всю остальную Европу, лишь бы сохранить статус Лондона как мировой финансовой столицы. В Великобритании же только что прошла общая забастовка, немало стоившая стране, и англичане были озабочены тем, что теряют свои позиции в мире. Лично Норман был в ярости, что французы по-тихому совершают набеги на золотой запас Великобритании, и чтобы показать свое неудовольствие, какое-то время отказывался обращаться к французам по-французски. Германия была попросту опустошена. Она была вынуждена не только выплачивать огромные репарации, но и лишена почти всех способов зарабатывать валюту. Союзники, например, присвоили себе большую часть ее морских судов. Сейчас почти забыт тот факт, что многие океанские лайнеры двадцатых годов на самом деле были немецкими судами под новыми названиями. «Беренгария», например, флагман компании «Кунарда», изначально была немецким «Императором». «Маджестик» компании «Уайт Стар Лайн» раньше был «Бисмарком». Американский «Левиафан», на котором собирались отправиться домой командор Бэрд и члены его экипажа, некогда рассекал моря под гордым названием «Фатерлянд».

По сравнению с европейскими странами дела в Америке шли благополучно, возможно, даже чересчур. Экономика была на подъеме, и, казалось, расти она будет бесконечно. На протяжении четырех лет инфляция составляла ноль процентов. Средний экономический рост в год был равен 3,3 процента. Согласно данным Министерства финансов, опубликованным за день до встречи банкиров на Лонг-Айленде, за предыдущий отчетный год профицит бюджета США составил 630 миллионов долларов, а государственный долг сократился на 1 миллиард долларов. Лучшей экономической ситуации и представить было невозможно.

На фондовом рынке люди делали состояния практически из ничего. Фрэнсис Скотт Фицджеральд в рассказе «Мой невозвратный город» писал о том, что его парикмахер ушел на покой, заработав биржевой игрой полмиллиона долларов – почти в четыреста раз больше своей годовой зарплаты. Для многих игра на бирже стала своего рода наркотиком. Уоррен Гардинг и сам занимался ею, будучи президентом (хотя, разумеется, для президента это было вовсе не обязательно). Можно было покупать акции исключительно с маржой, для этого не нужен был никакой стартовый капитал. К примеру, можно было купить акций на 100 долларов с предоплатой в 10 долларов, заняв их у своего брокера, который, в свою очередь, занимал деньги в банке. Для банков были созданы самые благоприятные условия. Они брали деньги из Федерального резерва по ставке в 4–5 процентов и давали брокерам по ставке в 10–12 процентов. Как выразился один писатель, банки оказались «в положении, когда им неплохо платили просто за то, что они существуют».

Покуда акции росли в цене, то есть на протяжении почти всех 1920-х годов, система работала прекрасно. При этом любому мало-мальски грамотному экономисту было ясно, что между ценой большинства акций и ценой компаний, которыми они были выпущены, не было никакого прямого соответствия. Если общий национальный продукт (измеряемый валовым внутренним продуктом) вырос за десятилетие на 60 процентов, то акции поднялись в цене на 400 процентов. Цены на акции были очевидно раздутыми и не имели ничего общего с увеличением доходов или увеличением производства; они держались на таком высоком уровне только благодаря желанию новых покупателей платить за них все больше и больше.

Большинство мелких инвесторов и не знали, что против них ведется крупная игра. Многие ведущие бизнесмены страны входили в синдикаты, внутри которых манипулировали ценами так, чтобы получить быструю прибыль за счет ничего не подозревавших вкладчиков. Джон Брукс в своей ставшей классической книге «Однажды в Голконде» описывал экономические махинации таких светил, как Уолтер Дж. Крайслер из корпорации «Крайслер», Джон Джейкоб Раскоб, председатель национального комитета Демократической партии, и Лизетт Сарнов, жена Дэвида Сарнова, главы Радиовещательной корпорации Америки (RCA). Некий брокер по их указке через определенные интервалы скупал крупные партии акций RCA, в результате чего их цена поднялась с 90 до 109 долларов. Подъем акций привлекал других инвесторов. Затем брокер продал все бумаги, и его клиенты получили прибыль почти в 5 миллионов долларов меньше чем за месяц. После этого цена на акции упала до 87 долларов, и все другие инвесторы понесли большие потери. Конечно, такие махинации – не повод для гордости, но в них не было и ничего противозаконного. С их помощью Раскоб заработал большую часть своего капитала, как и Джозеф П. Кеннеди, отец президента Джона Ф. Кеннеди.

В 1929 году Раскоб дал интервью журналу «Ледис хоум», которое было опубликовано под заголовком «Каждый должен быть богатым». В нем он утверждал, что обязанность каждого человека – разбогатеть посредством игры на фондовой бирже. Но к тому времени он уже распродал большинство своих акций, предвидя падение рынка. Лицемерие в 1920-х годах процветало, но немногие умели его различать.

Кредитные операции получили широкое распространение не только на растущем фондовом рынке, но и во всех других сферах жизни. Благодаря новой финансовой идее американцы вдруг получили возможность приобретать вещи, о которых раньше даже не думали, и притом сразу. Это называлось «оплата в рассрочку», и идея эта не только изменила привычки американцев, но и само их мышление.

Идея была необычайно проста. Допустим, радио стоит 100 долларов. Покупатель покупает его за 10 долларов, и каждые десять месяцев платит еще по 10 долларов. Продавец заключает договор с финансовой компанией на 83 доллара с 10-процентной переплатой, и всего отдает ей 93 доллара. Через десять месяцев финансовая компания отдает продавцу на 10 долларов больше за то, что он перевел ей все ежемесячные платежи. В результате к концу периода выплаты продавец получает 103 доллара, финансовая компания получает 7 долларов, а покупатель получает товар, о котором он раньше только мечтал. Как писал Луис Хаймен в своей истории потребительского кредита в Америке «Нация должников», система эта настолько завораживала, что каждый при ней чувствовал себя довольным. Потребители приобретали пылесосы компании «Репаблик файненс компани» (RFC) по процентной ставке всего в 1,05 доллара ежемесячно в течение пяти месяцев, что казалось сущим пустяком, но RFC и ее акционеры получали по такой схеме 62 процента всей прибыли. На такой математической основе и был построен весь новый мир.

«Покупай сейчас, плати позже» – таков был популярный девиз, и люди вскоре привыкли покупать в кредит все, что угодно – одежду, мебель, бытовые приборы, ванны, кухонные шкафы и, прежде всего, автомобили. Благодаря кредитам в домах американцев появились блестящие новые приборы, а дороги заполнялись новыми автомобилями. Кредиты превратили Америку в потребительский рай, которым она остается и поныне.

Все это поставило Америку в особое положение. На момент совещания банкиров на Лонг-Айленде она была самой быстро развивающейся в экономическом отношении страной, но и наименее опытной. Ее собственному аналогу Центрального банка, Федеральному резерву, насчитывалось всего тринадцать лет; и эта структура была настолько неуклюжей, что почти не годилась на решительные действия. Отчасти своей неуклюжестью Федеральный резерв был обязан отцу самого известного авиатора Америки, который в свое время входил в Комитет по банкам и промышленности при палате представителей. Как и многие выходцы из сельских областей Среднего Запада, Линдберг-старший испытывал стойкую неприязнь к банкирам с Востока США – он бы ужаснулся при мысли, что его сын однажды женится на дочери партнера Моргана – и желал, чтобы функции Центрального банка были распределены по нескольким финансовым институтам, а не сосредоточены в одном банке на Восточном побережье. По этим причинам он и его коллеги из Конгресса решили не создавать один центральный банк, как в других странах, а создать сеть из двенадцати независимых региональных банков, мягкий контроль над которыми осуществлял бы Совет управляющих Федеральной резервной системы (ФРС).