О чем знает ветер - Эми Хармон

Одно было ясно: я сама теперь в опасности. Сердце мое прыгало не оттого, что, подхватив подол, я бежала об руку с Томасом, а именно от подозрений, которые грозили на меня обрушиться. Уже стоя на улице, дожидаясь, пока парни Майкла Коллинза прочешут окрестности, я услышала возле самого уха:

– Очень не хочется вас убивать, Энн Галлахер, а придется. Надеюсь, вы это понимаете?

Я подняла взгляд и кивнула. Страшно почему-то не было.

– Думаете, я хороший человек? – с горечью продолжал Майкл Коллинз. – Ничего подобного. Я много дурного совершил, за что и отвечу на Страшном суде. Правда, я убивал ради ирландской независимости.

– Клянусь, мистер Коллинз, я не представляю угрозы ни для вас, ни для Ирландии.

– Время покажет, миссис Галлахер, время покажет.

Майкл Коллинз был прав. За подтверждениями, оправданиями и обвинениями уместно обращаться к одному только Времени. Обелит оно меня? Едва ли.

Гости свадебной вечеринки спешили к Саквилл-стрит. На определенном этапе поток удваивался за счет постояльцев отеля, которые эвакуировались через главное фойе. Происходила диффузия дыма с туманом, и в этой массе мистическим образом трансформировались силуэты, накладывались друг на друга вопли виновных и невинных – поди разбери, кто есть кто. Неизвестно откуда материализовалось несколько автомобилей, прозвучало зычное «По машинам!», и в следующее мгновение Майкл Коллинз со своим отрядом растворился в ночи.

К месту происшествия спешили пожарные расчеты и кареты скорой помощи (их прислали из больницы Святого Иоанна). Томас принялся осматривать пострадавших. Многие надышались дымом и получили ожоги. Самых тяжелых Томас определял в больницу, остальным предстояло самостоятельно искать пристанище до утра. Я держалась в сторонке – незачем путаться под ногами у занятых людей. Пошел дождь, облегчив работу пожарным. Заодно разбежались зеваки, которых всегда хватает на пожарах. Наша с Томасом верхняя одежда осталась в гардеробной, получить ее шансов не было. Платье мое моментально промокло, с волос текли целые ручьи. Томас, правда, дал мне сюртук – тоже не самую сухую на свете вещь. В этом-то сюртуке я и зябла, когда уехала последняя скорая помощь и Томас, оглядевшись, заметил меня под козырьком кафе на противоположной стороне улицы.

– Я сделал всё что мог, Энн. Пора домой.

Рубашка, еще пару часов назад хрустящая от крахмала, теперь липла к его торсу. Щеки были вымазаны сажей. Томас откинул со лба волосы; проведя пятерней по темени, даже попытался отжать влагу. Это не удалось – дождь лил как из ведра.

С карнизов и козырьков низвергались целые потоки. Гнев небес был силен и, наверно, праведен. Вода заполняла каждую впадину, каждую щель, переливалась через край, покрывая всё и вся тончайшей пленкой.

Взявшись за руки, мы поспешили к дому. Несколько раз я избежала падения только благодаря Томасу – он удерживал меня, иначе мне бы несдобровать, на моих-то каблуках. Косясь по временам на Томаса, я ловила напряженность в его лице – очень уж скульптурно выделялись скулы. Да и ладонь мою он сжимал не только для страховки, о нет! Я чувствовала недоверие, считывала посыл, передаваемый этой тактильной морзянкой: «Не уйдешь, не скроешься! Кто ты ни есть – мы еще поговорим».

До дома оставалось совсем чуть-чуть, но Томас вдруг резко затормозил и выругался вполголоса. Почти втолкнув меня на чужое крыльцо, под козырек, он запустил руки в карманы.

– Проклятье! Ключ от дома – в пальто!

Инстинктивно я стала шарить по карманам сюртука, всё еще бывшего на моих плечах. Лишь через несколько секунд до меня дошло: речь о пыльнике, который так и лежит в гардеробной отеля «Грешэм».

– Давай вернемся, Томас. Думаю, нас пустят. Или вынесут вещи.

Я приплясывала и подпрыгивала, чтобы согреться. Дождь нам на головы не лил, но защитить от холода козырек, разумеется, не мог. О том, чтобы провести в таком положении всю ночь, не было и речи.

Томас усмехнулся:

– Один из пожарных, которого я отправил в больницу, успел сказать, что первой вспыхнула как раз гардеробная. И знаешь почему? Потому, Энн, что некто полил все вещи бензином. Потом этот некто запер дверь и открыл вентиляционные отверстия. Сама же гардеробная – через стенку от бального зала. Что смотришь? Неужели в эти детали тебя не посвятили?

Чуть не пропоров меня взглядом, Томас отвернулся. Непокорный чуб, который он обычно укрощал посредством бриолина, снова упал ему на лоб. Вода текла с этого чуба, создавая эффект преграды между нашими лицами: моим, разнесчастным, и Томаса – мрачным, едва ли не мрачнее теней, что окружали нас. Подробности о поджоге Томас выдал ровным тоном и очень тихо, но всю тираду хотелось выкрутить, отжать, как тряпку, – настолько ее пропитали подозрения.

Что я могла сказать в свое оправдание? Ровно ничего. Любое мое слово только усугубило бы ситуацию. Вот я и молчала. Мы стояли в полной тишине, перед нами, за пределами ниши, бушевала стихия. Вконец озябшая, я рискнула придвинуться к Томасу – пусть хоть правый мой бок ощутит подобие тепла. Нас обоих снедала тоска, но Томас сам отхватил себе львиную долю. От моего прикосновения он напрягся, однако не отступил. Он замер. Коротко взглянув на него, я заметила, как подергивается жилка на виске, словно это не нервный тик, а часы, пресловутые ходики, предупреждающие: не тяни, Энн, а давай-ка объясняйся.

Объясняться я не стала. Я отвернулась, уставилась на потоки дождя. В конце концов, мое погружение в прошлое стартовало на озере. Там была вода – и тут вода. Не заберет ли меня дождь, не вернет ли домой?

– Нынче вечером, Энн, я звонил в Гарва-Глейб. И знаешь, что сказал мне Дэниел О'Тул? – Голос едва не сорвался, однако Томас овладел собой. – Дэниел сказал, что оружие пропало. Что Лиам убежден: тебе известно, куда оно делось. А мне самому Лиам говорил, что ты вовсе не Энн Галлахер.

Вот этого я никак не ожидала.

– Томас, откуда мне знать насчет оружия?

(Безопаснее было уцепиться за ту часть обвинения, от которой прямо-таки разило поклепом.)

– А откуда ты про другое знаешь? Про то, к чему отношения иметь не должна?! Боже милосердный! Энн – если ты Энн, – объясни хоть что-нибудь, пока я не рехнулся!

– Мне ничего не известно про оружие Лиама! Я никак не связана с сегодняшним пожаром!

Выскочив под ливень, я зашагала к дому. Кажется, это было самое умное, что я могла сделать. В конце концов, до дома оставались считаные ярды.

– ЭНН!!!

Томас буквально провыл мое имя. Растерянность брошенного, обманутого обожаемым хозяином пса была в этом вое. Понимая, что Томас имеет полное право не верить мне, и мучась не меньше него, я всё же не могла пересилить собственное самолюбивое упрямство. Как смеет Томас сомневаться и подозревать? Обида и страсть рвали мне сердце. Неужели Томас не чувствует: я правдива настолько, насколько это позволительно в данных обстоятельствах? Мне претит ложь, но сознаться сейчас нереально. Хоть бы ливень не медлил, забрал меня, хоть бы захлопнуть книжку на этой вот главе!