Революция - Александр Михайлович Бруссуев

нельзя пить, — кивнув на нее, криво усмехнулся Вилье.

— Сердце? — участливо поинтересовался гость.

— Буйство, — ответил хозяин квартиры. — То, что для меня более-менее нормально, для них — за рамками приличия.

— Это что за рамки такие?

— По-фински не петь, летку-енку не плясать, о Вьетнаме не говорить.

— И всего-то?

— Ну, с индусами и неграми не драться.

Гость даже поперхнулся своим коньяком:

— А где же ты этих парней здесь-то находишь?

— Это они меня находят, стоит выйти на улицу. Мой значок с синим крестом вызывает гнев праведности. Вероятно, думают, что ку-клус-клан.

Вилье показал значок на груди своего стильного жилета для гольфа. Или индусы и негры отличались удивительной дальнозоркостью, или их внимание привлекал вовсе не значок, а огромный флаг с одноименной символикой, стоящий возле стены. У Ритолы было хорошее прошлое в шюцкоре, поэтому он вполне запросто мог и со знаменем наперевес выбегать по особым случаям.

— Да, индусы и негры — это рьяные поборники чужой добропорядочности, — согласился гость. — Поэтому с ними ухо нужно держать востро. Я тут консультировал одних спецов по Карибскому морю, точнее, по островам Тринидад и Тобаго — безрадостные перспективы. Причем, скорее всего безрадостные для всего мира.

Действительно, именно эта островная страна сделалась оплотом идей нового терроризма. Сначала на Тринидаде не стало негров, а на Тобаго — белых. Потом на Тобаго не стало негров, а на Тринидаде — белых. Зато популяция индусов возросла до преобладающей. Монголоидов там испокон веку не было, как испанцы повырубили древних карибов, которые, говорят, и были монголоидами. Так они и кончились.

Индусы, конечно, подзагадили острова, но дело вовсе не в этом.

Если раньше при царе Салтане богатые террористы, роняя скупую мужскую слезу на грудь прекрасной дамы, говорили, что «за народ, за равенство и справедливость», и шли подрываться вместе с царем и каким-нибудь вшивым полицмейстером, то теперь все обстояло иначе. Заразившись ветром с Тринидада, надышавшись воздухом Тобаго, беднейшие террористы принялись подрывать себя вместе с любым случайным скоплением народа, лишь бы только ни царя-императора не задеть, ни вшивого полицмейстера. Способ такой у богатых идейных вдохновителей бомбистов делить деньги, а также их зарабатывать.

Конечно, в начале семидесятых великобританцы сказали «шабаш», высадились на оба карибских острова сразу же, по тридцать человек на каждый, обезвредили всех террористов, десяток повесили на столбах, но было уже поздно. Идеи отравили почву, идеи напитали ядом воздух. Тут подоспели и Малькольм Х, и «Черные пантеры» и прочие, которых упоминать страшно.

— А не пора ли тебе на Родину? — спросил, вдруг гость, отвлекаясь от глобальных, а потому — ужасающих воображение — мыслей. — Там зима — настоящая, там баня — истинная, причем, два раза в неделю, там озера плещутся и сосны шумят.

— А тебе? — сразу же отреагировал Ритола.

— Когда-то в другой жизни я пообещал себе, что всегда буду свободным, — ответил собеседник. Он помолчал немного, вздохнул и продолжил. — Чтобы быть свободным, порой, нужно многим, чем пожертвовать. Я не знал, что моей жертвой окажется родная земля. Чего уж там говорить, Вилье, мы здорово прожили эту жизнь. Может, не совсем правильно, но кто же разберет?

— Да, Тойво, мы знатно пожили. И жизнь эту только мы сами можем судить. А потом пусть Вечность нас рассудит. Прощай, друг!

— Прощай, брат!

Ритола вернулся на родину в 1971 году. В возрасте 86 лет он умер в Хельсинки. Светлая ему память.

20. Конец «нулевого» путешествия Леннрота

Юханнус утром — это головная боль, это ожоги и неловкость. Это — мокрая задница в случае с Леннротом.

Иное название праздника, пришедшее из глубины веков, было Ukon juhla («праздник деда», в переводе с финского). Вот внучата обоих полов, вволю порезвившиеся минувшей ночью, и были уверены, что «дедушка» их обязательно поймет и простит. Прощения можно просить только при проступке — уж лучше пусть такой проступок будет вполне безобидным: пьянство и моральная неустойчивость. Может, Ukko (дед, в переводе с финского) и на более серьезные вещи, коли те выдавались, закроет свои глаза. Точнее — закроет свой глаз.

Ну, а уж если случились на следующий день Ukkonen (гром, в переводе с финского) с Ukonilma (молния, в переводе с финского), значит, все вкайф, обратился гнев на землю, а люди прощены. Донес, значит, Ukko свое Ukti (слово, в переводе с рунического санскрита) до каждого своего внучка и внучки. Как говорится, thank you very much. И никаких кар не предвидится, разве что kaari (дуга, в переводе с финского), которая taivan (небесная, в переводе с финского), то есть, taivankaari — радуга (в переводе с финского).

Для Элиаса громом с ясного неба случился приход к его скромному стойбищу целого отряда вооруженных и оформленных в погоны и казенное сукно людей. Они выдвинулись из кустов, не успел еще Леннрот как следует выйти из озера.

«Здравствуйте, девочки», — подумалось ему. — «Кажись, мы попались».

— Ты чего это в озере сидишь? — поздоровался один из этих людей.

Форма служивых для Элиаса, вроде бы, была знакомая, вот только с такими погонами он встречался в первый раз.

— И вас с прошедшим праздничком! — в свою очередь, поприветствовал он.

«Да это же таможенная служба!» — вдруг, догадался он.

После вливания Финляндии в Российскую империю, и, соответственно, выливания ее из Королевства Швеция, приграничная таможня на Карельском перешейке и в Олонецкой губернии как-то сама по себе снялась с места и умчалась в неизвестном направлении. В целях экономии, вероятно. Тотчас же вслед за таможней в российскую глубинку потекли широкой рекой дешевые товары: рожь, ячмень, кофе, мясо, рыба и лен. Живи и радуйся, народ.

Но где такое было, чтоб можно жить и радоваться? Любое государство, в основном, проповедует разрешительную политику: подал заявление — получи разрешение. Но на самом деле политика, конечно же, запретительная. Написал прошение — вот тебе отказ! И хорошо, если отказ этот написан на официальной бумаге, тогда можно принимать дополнительные действия.

Бывает, когда никаких запретов нет, но нет и разрешения: летают где-то решения, летают и тают. Вот тогда хоть караул кричи: надо бы принимать дополнительные действия, да оснований для них пока нет. И что делать? Ждать до посинения. Либо забить. Или все-таки на свой страх и риск перейти к этим дополнительным действиям.

Дополнительные действия — это, конечно же, взятка. Она, падла, решает все.

Подсунул чиновнику конверт с баблом лидер российской льняной мануфактуры, тот радостно тискает на гербовой бумаге запрет на лен из Финляндии: не соответствует-де стандартам, не проходит-де проверку на вшивость. Сидите в своей Суоми