Революция - Александр Михайлович Бруссуев

в пять рублей. — Это для того, чтобы пока не умереть с голоду. Всего доброго.

Элиас не стал возражать и пошел прочь из оранжереи. Пусть старый добрый Яков придет в себя, сменит штаны, подумает, как следует, проверит информацию и примет единственное верное решение.

Ему сейчас некогда было отвлекаться по таким несущественным делам, как отмывка золотого запаса Хирсикангаса — сокровища ждали своего часа несколько десятков лет, подождут еще несколько дней, либо недель. Все равно рассчитываться за слитки было не с кем: их былые хозяева сидят в тюрьме, роняют слезы и раздражают своим видом полицаев. Всю вину за потерю золота, конечно, повесят на них. Ну, может быть, еще на какого-нибудь левого офицера, но это уже дело десятое. А нечего играть в азартные игры с государством!

Пустое занятие идти на какие-то сделки с машиной, даже через особо доверенного ей, этой машине, человека. Государство, оно же, как машина — предмет бездушный, а человек — как раз душный. Всплеснет руками это особо доверенное лицо, отряхнется, повесит мундир на плечики до следующего дня и скажет: «Сделал все, что мог». И дальше будет жить-поживать, детей растить, мгновенно забыв об обещаниях, данных очередному вновь образованному арестанту. Арриведерчи, амиго! Сиди и не жужжи!

Конечно, по служебной надобности пришлют запрос в университет, может быть, даже слежку какую-нибудь за ним устроят, как предполагал Леннрот, но, как говорится, «нет тела — нет дела». А золотого тельца они не найдут, в этом он не сомневался. По крайней мере, до тех пор, пока только он один владеет информацией.

Элиас с головой окунулся в работу над второй частью своей диссертации. Работалось, не в пример, интереснее, потому что под рукой были живые материалы, собранные им у живых людей. Вместе с этим он задумывался над событиями, случившимися с ним ночью на Юханнус: кошмар, истерзанный мешок, царапины от когтей на его шее и груди.

Объяснений этим вещам он придумать не мог, поэтому решил обратиться к христианской религии, переводя с латыни на финский язык духовные песни. Но и там он не смог найти ответы на свои вопросы, даже никаких намеков на них не существовало. Тем не менее, собрав воедино все свои переводы, Элиас отнес их в кирху.

Молодой поп, выслушав пожелания по поводу использования его трудов в церковных службах на финском языке, отчего-то обиделся и довольно грубо выпроводил его вон. Но уже на улице Элиаса догнал другой поп, престарелый, и попросил разрешения ознакомиться с переводами. Это знакомство не прошло впустую. До сих пор семнадцать песен, переложенных Леннротом на родной язык, включаются в книги духовных песнопений. Это даже несмотря на то, что в начале восьмидесятых годов девятнадцатого столетия Леннрота всеми правдами-неправдами отлучали от церкви.

Перед самым началом осени Элиасу в съемную комнату принесли скромный букетик цветов. Никакой записки внутри не было, разве что название магазина на упаковке, где этот букет оформили. Понятное дело, что такие подарки просто так не бывают: подразумевается проявление внимания, скромное «мерси», или какое-то другое выражение дружественных чувств. Яков, что был автором этой композиции из мира флоры, не выказывал признательность, он выказывал жажду наживы.

Количество цветов разного окраса в букете говорили Леннроту языком цифр и образов. Единственный желтый цветочек, конечно, символизировал золото (kultainen — золотой), один красный — время (punainen — красный, pimeys — темнота), три белых — место (valkea — белый). То есть, расшифровка была проста: все золото в час ночи в строении 35. Может быть, конечно, и 53, но 35 — это ларек на пристани, где помимо пива, торгуют цветами от Якова.

Делать нечего: Элиас через чердак своего дома перебрался на соседний, где в пожарном ящике с песком ждали своего часа слитки. Этот час должен был пробить в час.

Верхний слой песка облюбовали с гигиенической целью кошки, а поверху его — какие-то не заботящиеся о гигиене птицы. Вероятно, голуби, потому что прочего они ничего не умеют. Вороны — те хоть каркать умеют, а воробьи — драться и валяться в пыли.

Элиас распихал все девять с лишним килограммов по холщовым мешочкам, а те, в свою очередь, заложил в оборванную рыбацкую сеть — так, чтобы не были видны. Дождавшись темноты, он с комком сетки за спиной вышел на улицу, где уже не было ни одной души. Дворовая собака подслеповато высунулась из своей конуры, но, унюхав запах знакомого ей человека, зевнула и всунулась в конуру обратно.

Элиас без происшествий и подозрительных попутчиков добрался до ларька в условленное время, но никого другого здесь не застал. Только он один и темнота. И золото в рыболовецкой сети за плечами. Ждать, словно на свидании, Леннрот не намеревался. Ларек, вполне закономерно, оказался закрыт. На задках стояла небольшая тележка, груженная пустой тарой из-под цветов. Вот в нее-то, в самый-самый нижний ящик он и запаковал свою сетку. Вздохнул свободно и отправился домой спать сном праведника.

Поутру он первым делом решил навестить армянина, взять с него деньги, либо часть денег, либо обещание денег и вновь вернуться на кафедру. Работа над диссертацией у него спорилась, так что не нужно было никаких лишних потуг — лишь бы только никто не мешал.

— А, это ты! — обрадовался Яков. — Молодец, что все понял правильно и зашел.

Элиас пожал протянутую руку и пожал плечами: чай не с Африки, соображать умеем.

— Ох, и навел же ты шороху в тех местах! — сказал оранжерейщик. — Из всех засад ушел!

— Были засады? — поинтересовался Леннрот, скорее, для повышения своей самооценки.

— Ладно, — не стал вдаваться в подробности армянин. — Перейдем к делу. У нас, вроде бы, все тихо. Тебя, конечно, проверяли господа хорошие из полиции, но ничего интересного для себя не нашли. Так что теперь можно договориться о месте и времени передачи товара. Тогда уж по факту с тобой и полный расчет. Все по уговору, все честно.

— Хорошо, — ответил Элиас, но что-то, вдруг, в речи Якова его насторожило. Что-то было не так, что-то не соответствовало. — Постой, что значит: договориться?

— Эй, — улыбнулся оранжерейщик. — Что с тобой? Спал хорошо? Сейчас обсудим все подробности, а потом я деньги тебе подготовлю. Все, как и условились ранее. Разве я тебя когда-нибудь обманывал?

— Яков, разве мы уже не договорились? — спросил Леннрот, все еще не очень понимая, что же было странным. — Ты прислал букет, в нем — место и время.

— Как это — место и время? — удивился армянин. — Просто цветы: мол, приходи, мол, все в порядке.

У Элиаса