Шоколадный папа - Анна Йоргенсдоттер

Каспер звонит в больницу «скорой помощи» и отправляется туда на такси. Андреа сидит рядом с ним и держит за руку.

— Почему ты ничего не сказал? Я же не знаю, как действует такое оружие. Почему ты не сказал, что это опасно? — Она гладит его по руке, пожимает ее, держит в ладонях.

— Я не подумал. Мне казалось, что это не имеет значения.

Пулю — если это пуля — удаляют, Каспер остается на ночь в больнице. Снова под присмотром. А Андреа совсем ничего не видит.

Она возвращается домой и складывает пустые банки из-под пива в пакет: на вырученные деньги можно купить что-нибудь для Каспера.

Снова у холста. Контуры папы. Она не может нарисовать его глаза. Пытается снова и снова, но ничего не выходит. Получаются щелки — ни зрачка, ни радужки, только узкие черные полоски.

— Я понял, — говорит Каспер, вернувшись из больницы. У него почти белое лицо, Андреа обнимает его — он дрожит. Делает глубокий вдох. — Я понял, надо завязывать, да?

Андреа кивает.

— Йеппе сказал мне на днях, то есть он просто спросил, не слишком ли много я пью. Я тогда подумал: «Как он может, он же мой лучший друг», но теперь… — Андреа видит слезы на глазах у Каспера, она обнимает его еще крепче. — Теперь я думаю — как я мог!

— Не надо так думать.

— Я чувствую себя предателем. Я не понимаю, что делаю. Но я брошу, точно, это трудно, но у меня получится, правда?

— Конечно, получится! Я буду помогать тебе.

— Как же мне надоела моя жизнь.

Резкая боль в животе, в груди, но Андреа держит себя в руках. Ей хочется крикнуть: НЕ ГОВОРИ ТАК! — но Каспер такой ранимый, и Андреа просто гладит его по лбу. Он плачет, слезы капают ей на лицо.

— Все будет хорошо. — Она утирает его слезы, стараясь не оставить ни капли.

* * *

Когда есть на чем сосредоточиться, жить становится легче, не так ли?

Всякая одержимость — это божий дар. Впрочем, Андреа не верит в бога. Да и кто в него сейчас по-настоящему верит, кроме священников, монахинь и пары-тройки прочих христиан? Андреа вытирает пыль, размышляя над словом «христианин». Какой у него все же мерзкий оттенок: первая ассоциация — «скучный», и это ужасно несправедливо! Если бы Андреа знала, что бог есть, ей было бы лучше. Вот о чем думает Андреа, смахивая пыль с книг Каспера о королях и войнах, с его письменного стола, с фотографии Андреа, которая там стоит: бритая голова и обручальное кольцо, сверкающее в лучах солнца.

Скоро ее волосы можно будет собрать в маленький хвостик.

А завтра у нее день рождения.

Андреа с метелкой для пыли в руках перемещается в кабинет. Коробка с фотографиями. Она снова принимается их перебирать. Девочке Андреа исполняется три года, она сидит в пижаме с кошками и собаками на двуспальной кровати и ест торт, широко улыбаясь фотографу — Лувисе. Лина-Сага сидит рядом и смотрит на сестру, в ее взгляде — гордость, непонятная Андреа. Стены темные, как и вся фотография. В уголке виднеется рубашка, белая, с красно-черным узором. Андреа узнает эту рубашку — она принадлежит Карлу.

Таких снимков с «фрагментами» Карла у них много.

Фотография из «Леголэнда»: руки Карла помогают Андреа отмывать золото. Длинные ноги в джинсах на снимке, где они вместе едут на поезде «Лего». А вот Лувиса в вертолете «Лего», с Андреа на руках и в темных очках, видна целиком. Она похожа на Грету Гарбо, только с овечьей завивкой.

Дверь открывается и снова закрывается. Порыв свежего ветра из полураскрытого окна. Теплый ветер и лицо Каспера. Два пакета в прихожей.

— А свечи для торта есть?

— Ну разумеется, любимая.

Каспер проскальзывает к ней, чтобы поцеловать. Андреа кажется странным, что ему не становится хуже: вот уже три недели, как он бросил пить. Вчера он сказал, что когда не пьет, чувствует себя прекрасно. Так и сказал. Каспер принимает «Антабус», Андреа спрашивает, не страшно ли ему. Да, вначале было страшновато — непонятно, куда себя девать, как убивать время, но Каспер чувствует в себе новые силы. Он снова уходит на репетиции и возвращается домой.

И вот сейчас — два пакета и Каспер в прихожей. Что-то в нем непонятно веселит Андреа.

— Хорошая погода, — говорит он.

— Ага, — отвечает она.

Как бы она ни смотрела на Каспера, он не перестает быть чужим. У него подергивается веко, и Андреа сосредоточивает все внимание на этом знакомом подергивании, но и оно исчезает. Андреа переводит взгляд на пакеты:

— А ванильный соус ты купил?

— Да, и еще обычные сливки! Ты же можешь позволить себе немного в день рождения? — Он улыбается, как ему кажется, улыбкой искусителя (ох уж эти улыбки!).

Андреа помнит свой прошлый день рождения: все было по-другому. Каспер купил малиновый рулет и украсил его капелькой взбитых сливок. Мармеладный торт со свечой посередине. Она помнит, что он произнес те же слова, сказал, что она может себе позволить, но произнес их по-другому. Андреа не может объяснить, в чем разница, но в тот раз это прозвучало как-то естественно: ну конечно же, она будет есть взбитые сливки, чтобы порадовать Каспера. А сейчас ей не хочется, и она скрещивает руки на груди.

— Дело не в этом, — говорит она, — просто мне больше нравится ванильный соус.

— Но это же не по-настоящему — настоящий торт должен быть со сливками!

Откуда ему знать? Откуда Касперу знать, какими должны быть Настоящие Торты? Андреа хватает пакет и принимается разбирать его, вынимая одно за другим, ну хотя бы что-то он должен был забыть! Затем второй пакет: серпантин, фруктовый салат, консервированные мандарины, полуспелые бананы, киви, коржи для торта — хотя бы какую-нибудь мелочь! Но увы — он купил все.

День рождения. Проснуться под звуки прекрасного пения Каспера и получить чудесные подарки, завернутые в коричневую бумагу. Ежедневник из бумаги, изготовленный вручную. Цукаты. Компакт-диск с музыкой Баха. Маленький портрет Каспера в деревянной рамке: у него загадочный вид — озорной, Андреа такое должно понравиться. Ну и, конечно же, кофе и пирожное сердечком. Торт они приготовят к приходу гостей, ближе к вечеру.

Каспер носом придвигает пирожное к Андреа, она улыбается и качает головой:

— Потом съем.

Каспер тявкает, как обиженная собачонка. Смотрит на нее, широко раскрыв глаза — такого взгляда Андреа еще не видела. Она берет пирожное и целиком запихивает его в рот, изображая неземное наслаждение. Похоже, на Каспера это производит должное впечатление: он целует ее в лоб.

* * *

Андреа пьяна, Каспер — нет. Она угощает гостей тортом и украдкой бегает на кухню, чтобы подлить себе в рюмку (ради пущего красноречия). Андреа чувствует, что не может сидеть спокойно с гостями: все такие трезвые, что ей становится стыдно. Может быть, им симпатичнее Каспер, а она — его антипод, но, боже мой, это же ее день рождения! И все-таки похоже, что Каспер — в центре внимания. «Каспер-паинька», — думает Андреа. Хороший трезвый Каспер и плохая пьяная Андреа. Пошатываясь, она добредает до кровати и ложится, не раздевшись. Голова идет кругом. Андреа лежит, не закрывая дверь в спальню, и слышит, как Каспер смеется с гостями. У Андреа кружится голова, ей нравится смех Каспера, но почему-то хочется плакать. Ей приходится пить, а Касперу больше не нужно. У Каспера один концерт за другим, работы Андреа будут на выставке студентов художественного отделения — и что потом?