Тибетская экспедиция СС. Правда о тайном немецком проекте - Андрей Васильченко

Мы от всего сердца были благодарны, что смогли столкнуться с этим кусочком Средневековья, увидеть истинную Азию.

Но не только в Гангтоке, но почти во всех крупных населенных пунктах и монастырях Сиккима после окончания чудовищных муссонных дождей были проведены «чертовы танцы», целью которых было. задобрить демонов гор, уничтожить зло и приманить добрых духов. Если сиккимцы в целом все-таки пришли к соприкосновению с испорченной европейской цивилизацией, то все же они продолжают пребывать во власти своих древних традиций и преданий. В желтых, синих, красных, зеленых одеждах, сделанных из тяжелого старого китайскрго шелка, танцоры с мечами повсюду вытекают из мрачных храмов, чтобы в лучах заходящего солнца продолжить свое культовое торжество. Одичавшие реки перестают шуметь, леса на горных склонах вновь тянутся вверх, а где-то высоко встречаются блестящие вечно заснеженные горные вершины и синее гималайское небо.

Непроходимые леса Сиккима, где природа этой горной области почти не тронута человеком, во много раз пестрее и фантастичнее ламаистских танцев. Они вызывают восхищение во всем, с чем приходилось столкнуться. Из Гангтока, столицы Сиккима, расположенной в южной части страны, мы направляемся на север. Нашему каравану предстоит сделать несколько суточных переходов. И почти каждый день мы сталкиваемся с чудом. Вечером первого дня мы разбиваем лагерь в нижней части ущелья долины реки Тиста. Мы находимся где-то в 560 метрах над уровнем моря. Мокрые от прошедших дождей джунгли заполнены оглушительным стрекотом бесчисленных цикад. Мы пытаемся спастись от укусов малярийных комаров. Жужжа, они роятся вокруг нас, не давая возможности ни заснуть, ни закрыть глаза. Буквально за один день мы попали из типичных тропиков в субтропическую зону. Папоротники становятся заметно меньше, а мхи — значительно больше. Меняется сам характер растительного мира. Мы, конечно, могли ошибиться, но на третий день перехода на высоте в 2800 метров стали замечать первые признаки родной нам флоры и фауны. Внезапно исчезает вечнозеленая растительность. Нас окружают мрачноватые и обширные хвойные чащи. На краю дороги все чаще и чаще встречаются метровые ели, которые смогли приспособиться не только к местному климату, но и продувным ветрам. В небольших долинах, которые встречаются нам по пути, в невероятном количестве и разнообразии красок цветут примулы, цветы, которые мы привыкли считать домашними. Сердце не может нарадоваться. На высоте в 4000 метров мы жадно втягиваем воздух и грезим. Нам кажется, что сейчас наша северная Родина ближе, чем когда-либо раньше. Из-за резкого подъема у нас начинаются приступы горной болезни. На несколько дней мы должны остановиться на отдых. Вопреки всем трудностям, и несмотря вынужденную задержку, эта область палеарктических лесов, украшенная пестрыми цветами где-то в большей степени, где-то в меньшей, существенно поднимает нам настроение. Она позволяет нам предчувствовать, какие блистательные результаты исследований ждут нас впереди. Но нам не чужды и простые человеческие чувства. Мне гораздо ближе скалы гор и могущество высокогорий Тибета и Гималаев, нежели пестрое изобилие жарких тропических стран.

Мой дневник рассказывает о рывке на север.

Горный лагерь под Тангу. 12 июля. 4500 метров над уровнем моря. Основные горные массивы Гималаев остались у нас за спиной на юге. Мы приближаемся и тибетской физико-географической области. Флора, фауна и человек принадлежат здесь непостижимому горному массиву, самому огромному высокогорью Земли, Тибету.

21 июня прошло ровно два месяца с тех пор, как мы, стоя на палубе парохода, помахали на прощание Европе. Сейчас наш караван, состоящий из полусотни нагруженных ящиками и чемоданами мулов — нашего главного приобретения в Гангтоке, направляется на север. Последний отзвук западной цивилизации — дворец любезного махараджи Сиккима — остался у нас за спиной. Теперь нам ничего не остается, как отращивать бороды.

Вовсю светит солнце, что после недель проливных дождей кажется чудом. Мы видим в этом доброе предзнаменование и с легким сердцем двигаемся на север, навстречу дикой горной природе. В ближайших долинах мы видим клубы синего тумана. В утренних лучах солнца виднеются одетые в тропическую шубку гребни отдельных скал.

Но погода радовала нас недолго. Вечером, когда мы достигли долины реки Тиста, которая глубоко разрезает горный массив, начался муссонный дождь. На этот раз он еще сильнее, чем прежде. Только когда над джунглями сгустились сумерки, дождь стал ослабевать. И тут же повсюду, на кустарнике, на опушке лесов, начали мерцать бесчисленные огоньки святого Эльма. Картина была фантастическая. Нас окружала целая армия тропических светлячков. Совершенно мистическая картина. Это ощущение усилило глухое уханье филина, которое донеслось из-за скалы. В то время, когда для нас уже наступила ночь, и, казалось бы, остальная природа тоже должна была заснуть, в мокрой от дождя тьме раздается резкий крик «муссонной птицы». Этот пронзительный, заставляющий застыть кровь звук является голосом тропической кукушки. Он настолько зловещий, что мы просыпаемся иеще долго не можем заснуть. «Brain-Fever-Bird» (птица, воспаляющая мозг) — так зовут англичане эту ночную пичугу. Теперь я согласен, что они полностью правы. Наверное, этот полуночный звук должен раздаваться в ушах больного малярией, который мечется в бреду по кровати.

Бушующая Тиста, чья грязная коричневатая вода несется со скоростью 25 километров час, где-то разбивается на поворотах об уходящие в неба скалы, покрывая их грязной пеной, а где-то встает на дыбы, чтобы преодолеть завалы из обломков и мусора. Иногда раздается угрожающий грохот, который напоминает ужасную музыку ламаистских монастырей. Бурный горный поток вымывает из почвы и уносит с собой груды щебня', которые обтачивают и шлифуют некогда угловатые обломки скал, придавая им округлые формы. Эта неистовая река на несколько дней становится нашим провожатым. Иногда она шумит так, что невозможно разобрать свои собственные слова. Ее буруны норовят покрыть нас водными брызгами с ног до голов. Река неистова до самых низовий. Они сама прокладывает себе путь через скалы, бурля и вознося свою грозную песню к покрытым джунглями скалам. Это пьянящее и непередаваемое впечатление! Это переживание достигает своей высшей точки, когда мы добираемся до рискованных висячих мостов. Нагруженные животные одно за другим переходят с узкой тропинки на канатную переправу, угрожающе качающуюся из стороны в сторону Мулы испуганно шатаются на мосту Когда они видят между гнилыми потрескивающими досками бурлящие потоки воды, их охватывает дикий страх.

Когда мы оказываемся вновь в джунглях, покрывающих зеленым ковром влажные скалы, то нас поглощает царство ползучих растений и плауна. Количество и разновидность растущего здесь папоротника кажется невероятным. Самые мелкие из его видов могут достичь кроны деревьев. Некоторые виды, более напоминающие деревья, достигают высоты 15 метров. Такое ощущение, что мы перенеслись на миллионы лет назад в рос-кошные леса каменноугольного периода. Происхождение некоторых цветущих растений было и вовсе непонятно. Одни виды растений извивались, подобно змеям, по покрытым мхом стволам великанов, стремившихся куда-то в небо. Другие папоротники высотой в человеческий рост создавали непроходимые препятствия. В их зарослях можно было по пятнадцать минут искать подстреленную птицу, не найти ее, а в итоге обнаружить, что к твоим ногам присосалось с дюжину пиявок, которые уже напились твоей крови. В один день эти гады поставили рекорд. Тот день принес мне не только множество редких птиц, но и 53 раны на правой ноге и 45 — на левой. Тропические пиявки присасывались не только лодыжкам, но даже к пяткам. Там, где кожа не толстая, а подкожные ткани тоньше всего, эти мучители вгрызаются в плоть, подобно циркулярной пиле, и впрыскивают в кровь, чтобы та не сворачивалась, вызывающий весьма неприятные ощущения хирудинин. В итоге кровь струйками заливает носки и гетры, так что вечером их можно выжимать. Но наши босые проводники выглядят просто ужасно. Их лодыжки покрыты толстой кровавой коркой, которая уже приобрела черный цвет. Хорошо, хоть лошади и мулы не страдают от этих кровопийц! Их спасают копыта и толстая кожа, покрытая шерстью. Надо отметить, что у пиявок неимоверно тонкое обоняние. Нередко я наблюдал, как не заходящий в чащу караван выманивал из джунглей жаждущих крови пиявок. Нередко дорога кишела этими похожими на шило червями. Поэтому караван было лучше собирать плотной группой. Только изредка мы имели возможность насладиться дурманящей голову природой.