Шахматы без пощады: секретные материалы... - Виктор Корчной

Проблема, выдвинутая мною, обсуждалась организаторами, я присутствовал на этом заседании. Правда, те дебаты не переводились для меня с испанского. Какой-то дурак предложил компромисс — Батуринский-де не будет судить мои партии, этим будут заниматься другие. Но я, естественно, стоял на своем — черный полковник не может находиться в зале, где я играю. Я понимаю положение господина Рентеро: ему не часто приходилось бывать в ситуациях, где деньги сталкиваются с принципами.

Наконец, организаторы решились и сказали мне твердое «нет». Провожаемый сочувственными взглядами жителей города, собирающихся на церемонию открытия, я покинул Линарес.

Сразу по возвращении в Швейцарию я был записан в число участников турнира «Лугано-опен». Я добился там одного из крупнейших успехов в жизни. С результатом 8 из 9-ти я разделил с М. Петурссоном первое место. А Луис Рентеро с этих пор относился ко мне с великим уважением. Каждый год потом, на протяжении многих лет, он приглашал меня принять участие в его опен-турнире…

По-видимому, это появилось как дань популярности шахмат. Число желающих соревноваться возросло во много раз, на серьезные турниры, где одна партия длится один — целый! — день, времени не хватало. А блицтурниры, где партия продолжалась 10 минут, были распространенным видом соревнований, но признаны чересчур легкомысленными. И тогда появился новый вид, полусерьезный, полулегкомысленный — быстрые шахматы! Полчаса на партию, или 25, или 20 минут. Иногда с добавлением нескольких секунд за каждый сделанный ход, иногда без. И этот вид соревнований распространился по миру очень быстро, захватив всех — от начинающих до гроссмейстеров.

Я с удовольствием играл в быстрые шахматы. Наверно, с возрастом становится все труднее выдерживать напряжение партии, которая длится 3 часа и более, а короткая по времени идет легко. Есть несколько трудных для меня противников. Счет в серьезной игре с ними — катастрофический. Зато в быстрые шахматы они оказались слабее меня: М. Адамс, 3. Азмайпарашвили, А. Морозевич.

Плохой счет у меня и с Каспаровым. Но не в быстрые шахматы. Вот что случилось в 1990 году в Париже. Турнир по олимпийской системе. Играются матчи — две партии в быстрые шахматы. Если счет равный, тогда одна, решающая, партия блиц. Такая система применяется часто. В полуфинале играю с Каспаровым. Первые две партии закончились вничью. Теперь блиц; Каспаров выбрал себе белые, обязался выиграть! Возник ничейный, совершенно ничейный эндшпиль. У Каспарова единственный шанс — чтобы я просрочил время. Мы оба сильно бьем по часам. Часы вдруг упали на пол. Кто виноват? Судья! Он должен был видеть заранее, что происходит. Теперь, пока устанавливают часы, я вспоминаю, что существует правило — в ничейном положении требовать зафиксировать результат, не дать противнику шанс бессмысленной игрой реализовать перевес в скорости рук. Я требую от судьи Гийссена зафиксировать ничью. Он подчиняется. Каспаров отпал. Я выхожу на финальный матч с Н. Шортом.

Существует удивительная незримая связь между главным судьей и фаворитом в соревновании. Так, судья О’Келли в 1974 году находился под влиянием Карпова, который вел себя неприлично в матче со мной, но слабовольный бельгиец ему все прощал. Так Талю в Польше в 1974-м году простили, что он сдался в партии против Адамского и позволили выиграть, так Каспарову в 1997 году простили, что он взял ход назад против Юдит Полгар, и тоже позволили ему выиграть. Кто простил? Судьи!

И на этот раз судья Гийссен не смог смириться с тем, что фаворит проиграл. Накануне он признал решающую партию ничьей и, таким образом, назвал меня победителем матча, а на следующий день решил изменить регламент турнира и назначил нам играть дополнительные блиц-партии. При таком судье я был обречен. Я проиграл третью дополнительную… Каспаров очень хорошо понял, что случилось. Я ведь мог настаивать на выигрыше матча! Но предпочел покориться главному судье и обстоятельствам. И потерял при этом крупную сумму. И эту сумму в благодарность возместил мне Каспаров!

…‘Сложная, противоречивая личность — 13-й чемпион мира. Для моей биографии, изданной на немецком языке в Швейцарии, Каспаров написал вступительное слово. Там есть фраза о том, что в наших взаимоотношениях было много «туда и обратно». Странно, так не должно было быть — ведь я, казалось, был его естественным союзником, он полжизни своей, также как и я, боролся против Карпова! Но когда Каспаров выступал перед гроссмейстерами, требовал безоговорочно одобрить его замыслы, выяснилось, что мой авторитет, мое влияние в гроссмейстерской среде не уступают влиянию чемпиона мира. А удары по его позиции диктатора в шахматном мире Каспаров не прощал никому. В действительности, однако, я никогда не был его врагом и к группе его многочисленных врагов никогда не присоединялся. Отмечу, что он, вообще, не слишком тонко разбирался в людях…

Человек крайних взглядов — в жизни, в политике, в шахматах, позволявший себе резкие, безапелляционные высказывания в прессе. Как-то он подарил мне книгу о новых взглядах на мировую историю. Она утверждала, что историю пишут люди, как правило, далекие от объективности, а потому все написанное — вранье! Но ведь это нигилизм, пропаганда безграмотности, поскольку из отрицания правдивости, преемственности человеческого опыта логично вытекает вывод, что ничего учить не надо!

Я знаком с политическими высказываниями Каспарова. Не считаю себя компетентным обсуждать, комментировать их, но я высоко оцениваю знания, опыт людей, занятых в сфере политики, и потому считаю, что на знатока в политике необходимо учиться. Стать политическим деятелем, использовав свою популярность как гроссмейстера — так пытаются поступать некоторые. Но выглядит это несерьезно. Одного знания шахматной стратегии, чтобы понимать политические задачи, недостаточно…

После окончания Олимпиады 1978 года в Буэнос-Айресе я вернулся домой — в Швейцарию, в Волен. Меня встречали красиво: сотни людей приветствовали меня, муниципалитет приготовил и вручил подарки. У меня была теперь отдельная квартира, мебель удалось вывезти из Порца. Был телефон. Его номер еще не значился в справочниках, но под Новый год он зазвонил. В первый раз. Звонили из советского посольства, по делу. Мне сообщили, что указом Президиума Верховного Совета меня лишили советского гражданства. Как я узнал впоследствии, вопрос этот обсуждался в ЦК КПСС. Весь ареопаг подписался под этим решением…

Напомню, что в Голландии моя просьба о политическом убежище не была удовлетворена. Причины моего бегства не были признаны политическими. Мне было предоставлено только разрешение на жительство, так называемый verblijf-sverhunning. Разница по сравнению с политическим убежищем огромная. Государство, принимающее к себе беженца, заботится о нем как о своем подданном. Со временем он может стать гражданином страны. А временно проживающие — их много; они приходят и уходят. А согласно дипломатической практике, человек, которому однажды отказано в получении политического убежища, не получит статус политического беженца нигде и никогда.