Гагаи том 1 - Александр Кузьмич Чепижный

взгляд Михаила, постное, притворно радушное лицо его жены Анны. А Евдокия смотрела открыто враждебно, ненавистно.

Тимофей отстранился от отца, указал на Елену:

«Жена».

Наступило неловкое молчание. Авдей глянул на сноху, что варом обдал, и к Тимофею:

«Неужто тряпок не заробил у новой власти? — Несподручно оно бабе в портках ходить».

Михайло заржал, бесцеремонно разглядывая невестку. Евдокия язвительно усмехнулась:

«К коммунии изготовилась. Знать, обмундировка такая выйдет всем бабам».

Елена стояла, вскинув голову. Лицо ее пылало. Тимофей шагнул к ней, словно пытаясь заслонить собой.

«Не твоя, батя, печаль, что мы заробили, — хмуро проговорил. И угрожающе повернулся к Евдокии: — А ты помолчи покуда. К тебе отдельный разговор будет».

Евдокия вспылила?

«Голодранец! Бабу приодеть не может, а туда ж...»

«Уймись! — прикрикнул на нее Авдей. И к Тимофею: — Ты не гневись. Не свыкшие мы баб в портках зреть».

Его и самого подмывало одернуть Тимошку. Уж очень он занесся, батьке перечит. Такого Авдей никогда не прощал. Но у него были свои виды на Тимофея. Как-никак — козырный туз в хозяйстве. Красный боец. Глядишь, послабление будет. Потому и подошел к Елене, поручкался, на внука взглянул, приказал стол готовить праздничный заради гостей желанных. Елена порылась в заплечном мешке, достала белого полотна косоворотку, расшитую синими васильками по вороту и планке, и черный кашемировый платок с бахромой.

«Ну, уважили, уважили», — говорил Авдей, принимая подарок.

«Какие достатки, таков и подарок», — учуяв скрытую насмешку в словах отца, ответил Тимофей. Авдей поспешил сгладить неловкость, пошутил:

«Дареному коню в зубы не смотрят. Верно. Ну, спасибо вам».

Елена держала в руках платок.

«Где же мама?» — тихо спросила у Тимофея.

«Маманя что ж не идет?» — вопросительно уставился Тимофей на отца.

Слышала Марфа и ответ Авдея? «Неможется ей». И снова спазмы сжали горло. К ней вошел Тимофей. Накинул на плечи платок, успокоил, обнял, вывел к столу. В упор посмотрел на отца, повел гневным взглядом в сторону Евдокии, Михайла, сказал:

«Садись, маманя».

Авдей крякнул, будто поперхнулся. Однако сдержался. Широко перекрестился, разлил самогон, поднял чарку:

«Слава богу, еще одного работника дождались. С прибытием тебя, Тимофей».

Выпили. Молча закусили. Авдей снова наполнил рюмки:

«По второй, чтоб первая не скучала».

Тимофей отодвинул свою:

«Не балую я этим, батя».

«И правильно, — поддержал Авдей. Отвел руку Михайла от чарки. — Мы заради тебя. А так — зелье, оно и есть зелье. Мужику — враг первейший».

Бабы кончили есть, по одной отошли от стола.

«Да-а, — смахнув с бороды крошки, проговорил Авдей. — Ко времени ты, Тимофей. В самый раз. Озимую пора в землю класть».

Тимофея разморило. Не от чарки, а от сытой закуски. Почитай, уже и забыл, когда наедался так. Склонился над столом, подпер голову руками.

«Погляжу, батя», — сказал раздумчиво.

«Чего ж глядеть? — возразил Авдей. — День-два отгуляй, и к делу».

«Дело делу рознь, — ответил Тимофей. — Подумать надобно. Прежде недосуг было».

«Погляди, погляди, — проговорил Авдей. — Только я так скажу: сам затеешь хозяйствовать — пропадешь. Не сдюжаешь».

Утром Авдей забрал Тимофея с собой. Повозил по своим полям, показал соседские. Потом оставил его. Тимофей пришел к вечеру. Снова собрались в доме.

«Ну, нагляделся?» — начал Авдей.

«Нагляделся», — невесело отозвался Тимофей.

На столе, как и вчера, появилась бутылка самогона, кусок окорока, сало. Анна жарила картошку. Фрося в погреб спустилась за соленьем.

«Нагляделся, — тяжело повторил Тимофей. — Мужикам сеять нечего».

«А ежели и есть что, так нечем, — вставил Авдей. — Тягла нет! Сам в плуг не впряжешься».

Тимофей ерошил русые, мягко спадающие волосы. Молчал. Наконец проговорил: «Н-да... без семян какого же урожая ждать?»

«А у нас и пшеничка есть, и жито», — ввернул Авдей.

«Продразверстщики, как кобели, рыскали, да не унюхали», — похвалился Михайло.

Тимофей вскинул бровь:

«И много припрятали?»

«Да засыпали... — начал было Михайло и запнулся, учуяв что-то неладное. — Не наша забота лежебок кормить. А зерна у нас нет. Вот нет, хоть караул кричи. Разве что на посев».

Кровь ударила в лицо Тимофею, вздула жилы. Задыхаясь, он поднялся, шагнул к отцу:

«Зверье! С матерью что сотворили. Куда ж вам чужую беду понять!»

Авдей с силой отодвинул скамью, угрожающе поднялся. Марфа кинулась к сыну.

«Тимоша, да что же ты? — И испуганно запричитала: — Нешто так можно? Уймись, голубчик. Не жалюсь я. Все от бога».

«Все от людей, маманя, — сказал Тимофей. — На кой ляд нужен он нам, тот бог, если подлости потакает. Это им нужен такой бог, — кивнул в сторону отца и Михайла. — А мы и без бога жизнь хорошую добудем. Вот раны малость загоим...»

Этот вечер накрепко врезался в память Марфы. Тимофей бросил жене:

«Вечеря не про нас, Елена. С волками жить, сам волком станешь. А нам свою дорогу топтать. Собирай малого».

Сережка спал, раскинув ручонки. Намаялся, бедный, по теплушкам. А тут снова потревожили. Проснулся, поднял крик. Но едва спеленали, успокоился. Накинул Тимофей шинель, помог одеться Елене, вещевой мешок ей подал. Свой перекинул через плечо, дитя взял на руки. Вот и весь скарб.

«Куда же вы, на ночь глядя?» — заголосила Марфа.

«Хай идут!» — рубанул Авдей.

Тимофей остановился, сказал: «Свет не без добрых людей. — Шагнул к порогу, обернулся: — А вы, маманя, не убивайтесь. Обживемся, заберем к себе».

«Иди, иди, — подогнал Авдей. — Подыхать будешь — явишься».

На другой день узнала Марфа: у дядьки Ивана ночевал Тимофей с семьей.

Там и оставался, покуда квартиру подыскал. У Верзиловых сняли комнату. Тимофей в депо подался — слесарить. Елену в школу послали. Ликбез ей партийная ячейка поручила. Сразу пошла по дворам неграмотных переписывать. А с Сережкой Верзилиха оставалась. Звали Марфу к себе. Не пошла. Куда уйдешь, ежели по божеским законам обвенчана. Терпела, как святое писание учит.

Вскоре после того, как ушел Тимофей, нагрянули продразверстщики. Сам начальник милиции Недрянко с ними прибыл:

«Давай, Авдей, по-хорошему разойдемся. Хлеб припрятал, а темнишь».

«Коли так — об чем разговор», — ответил Авдей.

«Вот и добре, — сказал начальник. — Давно бы так. Веди. Показывай».

Авдей прищурил глаз:

«Опять же, неувязочка, гражданин-товарищ начальник. Вам известно, а мне — показывай? Не совсем оно к делу получается».

«Значит, нет зерна?»

Авдей развел руками:

«Было бы — с дорогой душой! Нешто мы не разумеем?»

«Ну что ж, — сказал начальник, — собирайся. Пойдешь