Дети луны - Борис Акунин

– Зачем ему все это?

– Ну как же? Декадентствующие детишки при деньгах,среди них много золотой молодежи, которая бесится со скуки. Кабаре «Ше-суа» –предприятие тем более выгодное. А патриотическая трапезная обеспечивает нашемудону Хулио хорошую защиту. Полиция пыталась привлечь его к ответу за шалости почасти сухого закона. Как бы не так, за парагвайского Ульяна Фомича заступилисьвлиятельные покровители.

Князь щелкнул пальцами:

– Идея! Я знаю, чего тебе не хватает, чтобы статьнастоящим эпатистом!

Он проковылял к реквизиту, взял небольшой ящичек, в которомлежали тюбики и кисточки.

– Ты что, Лавр? Решил живописью заняться?

– Почему «решил»? – Ротмистр ловко давил напалитру краски. – Три года отзанимался. Я, Лешенька, ходячее кладбищеразнообразных художественных талантов. Матушка мечтала вырастить меня тонкойартистической натурой. Как я играю на рояле, ты слышал.

– Довольно паршиво.

– Это ты еще не видел меня танцующим. Учителя рыдали иотказывались от двойной оплаты. На полковых балах дамы бледнели, когда я ихприглашал на вальс или мазурку. Но спасибо хромой ноге, с танцамипокончено. – Козловский рассматривал прапорщика с видом МикеланджелоБуонаротти, готовящегося отсечь от глыбы мрамора всё лишнее. – В живописия преуспел больше, чем в музыкальных искусствах. Особенно мне удавались сеансыс натурщицами. Я тебе как-нибудь нарисую ню – пальчики оближешь. В училище и вполку это умение снискало мне большую популярность среди товарищей.

Влажная кисточка запорхала по Алешиному лбу.

– Щекотно!

– Не дергайся!..Вот теперь то, что надо, –удовлетворенно объявил князь. – Хоть на салоне выставляй. Эй, Саранцев!

Притопал старший филер.

– Как тебе?

Саранцев почмокал губами.

– Подходяще. Талант у вас, ваше благородие.

– Где тут зеркало? – нервно спросил Романов,поднимаясь.

Но зеркала в пустой квартире не было.

А тут и телефон зазвонил.

– Ваше благородие, снова Зайкин. Девица идет поДевятнадцатой линии в сторону Большого проспекта! Наши ее ведут!

– Спускаемся в подъезд!

Последние инструкции ротмистр давал уже на лестнице.

– …Ну а если что, просто пали в потолок. Услышимвыстрел – через минуту будем. И помни: главное для тебя не Шахова, а ридикюль.Глаз с него не спускай!

Подъезд небогатого дома, где квартируют мелкие чиновники,приказчики, портовые служащие. Чисто, но обшарпанно, и ничего лишнего: нилепнины, ни медных блях на перилах, на потолке не люстра – обычная лампочка, даи ту филеры вывернули, чтоб нельзя было заглянуть с улицы. В подъезде сумрак,торопливый разговор вполголоса.

– …Врач из больницы Штейна, где лечат нервнобольных,алкоголиков и наркоманов, про Алину Шахову рассказал следующее… Сейчас, я вкнижке записывал… Не видно ни черта! Подвинься, Лёша, свет загораживаешь.«Извращенно-акцентуированная личность. Типичный продукт нынешней моды наимморализм. Неизлечима и не желает излечиваться». В общем, девица не подарок.Писхиатр сказал, что рано или поздно она себя обязательно угробит. Сновавскроет вены или снотворного наглотается. Если до того не окочурится от слишкомбольшой дозы морфия.

Козловский говорил и посматривал в стекло. Шахова должнабыла появиться слева и пройти аккурат мимо двери подъезда. Чтобы не вызыватьлишнего любопытства соседей, князь оделся бедненько-скромненько, в паршивуютройку с бумажной манишкой, засаленный котелок, стоптанные штиблеты.

– Идет!

Он отпрянул в тень.

Мимо – Алеша едва успел рассмотреть – процокала каблучкамибарышня, похожая на экзотическую птицу. Что-то очень тонкое и ломкое, в черныхперьях и крылообразной пелерине. Глаза резануло нечто ярко-оранжевое – кажется,боа.

– Видал? Ридикюль она держит под мышкой, –прошипел ротмистр. – Фотопластина спрятана за подкладкой. Горничнаяобнаружила. Ты понял, что ридикюль – главное? Das Fisch[1]клюнет на него.

– Понял, понял. Ну, я пошел.

Выскользнув из двери, Алексей декадентской, то есть вялой иразболтанной походкой двинулся по направлению к бывшему складу роялей.

Прохожие от него шарахались.

– Мама, гляди, клоун! – радостно пропищалмальчуган. Мамаша дернула его за руку.

Бабка в платке перекрестилась:

– Оссподи, страсть какая!

Романов оглянулся на подъезд, где в окошке торчала усатаяфизиономия князя. Тот показал большой палец: не робей, всё отлично.

Ну, поглядим.

Под скорбными готическими буквами покойной фирмы «Бекер»висела другая вывеска, украшенная разноцветными лампочками.

«ДЬТИ ЛУНЫ»

КЛУБЪ-КАБАРЕ

Под названием – изображение воющих на луну волков, каких-томогилок с крестами. Ниже вкривь и вкось выведено: «Оставь надежду всякъ сюдавходящiй!» И, будто этого мало для отпугивания посетителей, перед входом ещеторчал огромный рогатый-хвостатый черт в черном трико со страшными, налитымикровью глазами. Он, видно, и решал, кого пускать в клуб, а кого нет.

Девица Шахова не устрашилась адского создания, прошелестеламимо него своими размашистыми юбками, не задержавшись, а черт приветственнопомахал ей ручищей.

Следом к дверям приблизились еще двое. Молодой человек всутане до пят и остроконечной шляпе, над которой реял воздушный шарик, вел заруку девицу в платье из рыболовной сети, увешанной не то настоящими, не томарлевыми водорослями. На распущенных волосах русалки белел венок из кувшинок.Ни в одно мало-мальски приличное заведение такую парочку не пустили бы, а чертсказал им (Романов был уже недалеко и услышал):

– Здравствуй, брат. Здравствуй, сестра. Заходите.

Но когда двое совершенно презентабельных господ в хорошихвизитках и котелках, заинтригованные вывеской, попробовали войти, поперекдверного проема косо лег трезубец.

– Шли бы вы отсюда, – мрачно сказал черт. –Нечего вам тут делать.

– Это почему еще? – захорохорился один из мужчин,но посмотрел снизу вверх на нехорошие глаза привратника и попятился.

– Плюнь, Мишель! – тянул его второй. – Этокакой-то шалман. Охота тебе сидеть с хамьем? Тут за углом есть кафешка –прелесть.