Дети луны - Борис Акунин

Ушли.

Алексей приблизился к суровому стражу не без трепета. Вдругне пропустит? Что же тогда, вся операция к черту?

Но двухметровый громила, окинув Романова взглядом,дружелюбно прогудел:

– Добро пожаловать, брат.

В зеркальном стекле двери прапорщик наконец увидел своеотражение и вздрогнул.

Под мушкетерской шляпой, прямо посередине лба, оченьнатурально был нарисован широко раскрытый глаз.

Прямоугольное помещение с некрашеными стенами. Онизадрапированы тканью, но голый кирпич высовывается из-под нее то здесь, то там.Бывший склад превращен в кабаре с минимальной затратой времени и средств: водном конце соорудили небольшую сцену; поставили столики; всюду, где тольковозможно, понавесили портьер и кривых зеркал.

Занавеси колышутся и шуршат, зеркала бликуют огоньками иискажают представление о пространстве. Шорох, сумрак, фальшь, тихий смех игромкий шепот.

Прапорщик Романов постоял у входа, укрывшись в тенибархатной шторы цвета венозной крови. Оглядел район предстоящих боевыхдействий.

Народу в зале было довольно много. Выглядели все – кошмар иужас. В нарядах преобладала могильная и потусторонняя тематика. Неподалеку взловещем одиночестве сидел субъект, наряженный палачом: красный обтягивающийкостюм, остроконечный колпак с дырками для глаз, кожаные перчатки с раструбами.Еще эффектнее выглядела компания, изображающая собою не то скелетов, не торентгеновские снимки. У каждого на черной рубахе нарисованы кости груднойклетки, вместо лиц – маска Адамовой головы. Впрочем, у некоторых посетителейрожи были такие, что и без маски смотреть жутко. Бледные, с ввалившимисящеками, кривыми ртами, погасшими взглядами. Должно быть, тоже пациенты клиникиШтейна, предположил Алексей, высматривая девицу Шахову.

Вон она где, красавица. Сидит одна за столом, расположеннымв самом центре. На скатерти табличка «Заказанъ».

Наверху – очень кстати – люстра в виде огромного паука.Наконец можно изучить шпионку как следует, а то фотографии, предоставленныеподполковником, были все старые, гимназической поры: свеженькая мордашка снаивно раскрытыми глазами, никакого намека на будущую скверную судьбу.

С тех пор мадемуазель сильно подурнела. Пухлость смениласьболезненной худобой, свежесть – синеватой бледностью. Тонкий, с горбинкой, носкажется высеченным из прозрачного льда. Губы фиолетовые (ну и помада!). Вкостлявых пальцах дымится длинная пахитоска. Подглазья темны. Взгляд влажный,черный, мерцающий – будто из другого мира. Шляпу барышня швырнула на стол. Надлинных черных волосах переливается муаровая лента. М-да, характерная особа.

Долго торчать у входа, однако, было нельзя. Алеша увидел,что один из столиков, находящийся в удобной близости от Шаховой, свободен, инаправился туда.

На сцене колыхалась долговязая певица с выбеленным лицом,по-гамлетовски держала перед собой лакированный черный череп и ныла подаккомпанемент фортепиано пряную поэзу Игоря Северянина.

Она вошла в моторный лимузин,

Эскизя страсть в коррэктном кавалэре,

И в хрупоте танцующих рэзин

Восстановила голос Кавальери…

Что должен был символизировать сверкающий череп, Алексей непонял. Вероятно, блеск и преходящесть моторных лимузинов и коррэктныхкавалэров. Огни рампы радужно множились в большом кривом зеркале, тощая певицапреломлялась в нем гигантской восьмеркой.

Всё в этом выморочном месте было не таким, как на самомделе. Не было – мерещилось.

Подошел официант, наряженный вампиром, улыбнулсяразмалеванным красным ртом – вроде как в брызгах крови. Протянул карту снапитками.

– Не желаешь ли чего-нибудь, брат?

– А что у вас подают?

Романов поглядел вокруг. Здесь никто ничего не ел, толькопили.

– Могу предложить «Цианид», «Мышьяк», «Цикуту».Рекомендую новинку – «Крысиный яд». Клиенты хвалят.

– Давай «Цикуту», – выбрал Алексей самое дешевое(рубль семьдесят пять, дороже бокала хорошего шампанского).

Он осторожно поглядывал на шпионку, прикидывая, как быподобраться еще ближе. Шахова сидела беспокойно. Нервно затягивалась, шарила посторонам ищущим взглядом. Она явно кого-то или чего-то ждала. Ридикюль висел наспинке стула.

Нравы у «детей Луны» были самые непринужденные. Этопрапорщик понял очень скоро.

К столику слева, где скучал манерный молодой человек вшелковом цилиндре, подсела совсем молоденькая девушка (на щеках нарисованычерные слезы) – очевидно, хорошая знакомая.

– Как поживаешь, кровосмеситель?

Романова подобное приветствие ошарашило, но франт веселоответил:

– Привет, беспутная.

Поцеловались, сели плечо к плечу, о чем-то вполголосазаворковали.

У столика справа разыгралась сценка еще удивительней. Там,наоборот, сидела одинокая девица, краше в гроб кладут, и меланхоличнопотягивала какую-то отраву. Подошел такой же потусторонний юноша, безприглашения сел. Алеша подумал: наверное, приятель. И ошибся.

– Мне нравится твое лицо, – сказал юношазамогильным голосом. – В нем так мало жизни. Как тебя зовут, сестра?

– Экстаза.

– А я Мальдорор.

По бледному лицу живой покойницы скользнула улыбка:

– Чудесное имя.

Тогда кавалер взял прелестницу за руку и смело впилсяпоцелуем в восковое запястье. Протестов не последовало.

В общем и целом здешний кодекс поведения был ясен. Простотаэтикета, пожалуй, облегчала задачу.

Вампир принес чашу, где в янтарной жидкости плавала чернаяромашка. Прапорщик недоверчиво пригубил, из чистого любопытства – и удивился.Вкусно!

– Еще одну «Цикуту» вон на тот стол, – велелРоманов, поднимаясь.

Без лишних церемоний он подсел к Алине Шаховой и напористообъявил:

– Здравствуй, сестра. У тебя восхитительно злое лицо.Хочу узнать тебя лучше. Я Армагеддон, – назвался он, вспомнив имяперсонажа из какой-то декадентской книжки.

Девица повернула к нему свою действительно злую, но, наАлешин вкус, ничуть не восхитительную физиономию. Выдула струйку дыма, смерила«Армагеддона» неприязненно-презрительным взглядом – будто ледяной водойбрызнула.

– Привет, Арик, – сказала лениво. – Ты изКостромы?

Он сбился с развязного тона:

– Почему из Костромы?