Стоунхендж - Юрий Никитин

— Ну как? — крикнул он Шахраю. — Давай негубить людей! Сойдемся в рыцарском бою, решим сразу!

Шахрай метался среди своих, пинал ногами, отдавал приказызлым сорванным голосом. На призыв Томаса потряс кулаком.

— Думаешь, победил? Напрасно надеешься. Тебе меня непобить и в единоборстве. Но я был бы плохим военачальником, если бы все бралсярешать сам! Надо сперва проверить на что годны мои люди.

Томас увидел, как калика кивнул понимающе. Шахрай прав,говорили его глаза. А с умным воевать труднее, чем с просто рыцарски отважным.Шахрай может оказаться очень трудным орешком.

Солнце уже село, длинные черные тени слились, на землюопустились сумерки. В расположении противника, как наблюдал Томас, наступилозатишье. Что-то готовилось: Шахрай не из тех, кто отступится так просто. И егохозяева не дадут отступить. Тайные могут бросить в топку целые народы, если имэто понадобится.

Калика разжег огонь в яме. Хвороста мало, на всю ночь нехватит. Томас беспокоился за коней, с ними осталась Яра, но еще дальше накамнях, перегородивших дорогу, уже появились люди Шахрая. Громоздили камни,строили укрепления. Собираются воевать здесь до зимы?

Томас сказал с беспокойством:

— Похоже, они обожглись серьезно... Это его люди, асвоих он терять не любит.

— А что ему? Сиди и жди.

— Мы может пойти сами!

— Нас встретят арбалеты. Против них твои доспехи чтолист лопуха. Наступает время новых технологий!

Голос Олега был бодрым, словно он радовался такому времени.Томас недовольно всхрапнул, бессильно похлопал ладонью по рукояти меча.

Утро застало их, усталых, невыспавшихся и едва не околевшихот ночного холода, все в той же каменной щели. В слабом рассвете видно было,как на кострах готовили еду, варили в котлах похлебку. Подошли еще люди.Спереди и сзади расположились целые укрепленные лагери.

Томас, стуча зубами, просипел со злым торжеством:

— Похоже, эти ценят нас всерьез.

— Шахрай не любит проигрывать.

— О меньших подвигах менестрели слагали песни!

Олег пробурчал:

— Лучше быть живым псом, чем дохлым львом...

— Сэр калика!

— А чо? Я ж не рыцарь.

— Я не знаю, кто ты, может, ты — сам черный ангел, одноне пойму, зачем прячешь свое благородное происхождение?

— Считай это обетом.

Лицо рыцаря стало торжественным и понимающим. Большевопросов не задавал. Обеты давали самые разные, причудливые, порой совсемдикие, и по самым разным поводам. Давать обеты было делом благородным, к давшимобеты относились с почтением, рассказывали о них, а менестрели слагали песни.

Яра подала голос:

— Если будете есть, осталось немного мяса. Воды нет.

Томас покосился на ее побледневшее за ночь лицо. Глаза еебыли серьезными, но страха в них не было. Ему показалось, что она украдкой

взглянула на него, словно бы даже с надеждой, но Томас вэтом не был уверен. Все же плечи сами расправились, а сердце застучало чаще.

Он, с трудом разминая застывшие за ночь мышцы, кое-какнахлобучил шлем, повернулся к сэру калике спиной. Если уж дал обет скрыватьсвое благородное происхождение, то он, сэр Томас Мальтон Гислендский, простообязан помочь другу в его выполнении.

— Сэр калика, — пригласил он, — затяни мнеремни панциря. Да на одну дырку дальше, я что-то похудел за эту ночь.

— Ты спал подле Яры? — предположил Олег.

Томас оскорбился.

— Еще что! Она бы стаскивала одеяло и лягалась во сне.А то и храпит...

Яра взглядом расплющила его вместе с панцирем. Каликавсматривался в шевеление во вражеском лагере. Прибавилось не только конников,но и — что хуже — арбалетчиков. Половина уже сидит за камнями, укрылись надежноот его стрел, сверху либо навес из жердей, либо выглядывают из нор в самой скале.Другие неспешно хлебают горячую похлебку, греются.

— Холодные здесь ночи, — сказал Томас и зябкопередернул плечами. — Сегодня надо что-то делать. Если они захотят взятьнас измором...

Он покосился на Яру. Олег хмуро закончил:

— ...то возьмут.

Ближе к полудню были две атаки. Как полагал Томас, пробные,Шахрай не желал в рубке потерять много людей. Но и после пробных они едвадержались на ногах, их шатало от усталости, холода и голода. Оружиевыскальзывало из ослабевших пальцев. Шахрай закричал сильным голосом:

— Эй! Сдаетесь?

Томас подумал, крикнул:

— А на каких условиях?

Шахрай обрадованно закричал:

— Да все на тех же! Вы едете дальше, вам будетоставлена поклажа, кони, оружие и все, чем владеете.

Брови Томаса полезли вверх. Он посмотрел на калику, снова наШахрая. Заорал подозрительно:

— Не понял. Вы пропускаете нас со всеми вещами?

Шахрай помахал рукой.

— Со всеми. Мы не собираемся проверять ваши мешки. Мыпонимаем... ха-ха... что в Святых землях вы могли прихватить кое-какиебезделушки.

Томас набычился.

— Это точно? Вы даже не заглянете в мешок?

— Это нас не интересует, — ответил Шахрай. —У кого владения, при виде которых короли зеленеют от зависти, тому не нужнымешки... странствующих рыцарей.

Калика шепнул:

— Он говорит искренне. Это я чувствую.

— Я тоже, — огрызнулся Томас. — Но тогда явообще ничего не понимаю... Доблестный Шахрай, так из-за чего же вся эта война?

Шахрай помахал рукой.

— У вас сокровище, которое не должно принадлежатьтаким... гм... не хочу оскорбить вас, но все же вы не короли. И у вас нет ссобой войска. И та жемчужина, которую везете, достойна более пышной и надежнойохраны!

Томас смотрел выпученными глазами. Наконец проследил за еговзглядом, медленно обернулся. Волосы зашевелились на затылке.

Яра стояла с луком на пригорке. Золотые волосы былиперехвачены на лбу обручем, падали на спину. Лиловые глаза смотрели поверхголов.

Ноги Томаса подкосились, наверное, от усталости, он сразмаху сел на задницу. Сердце заколотилось. Рыцарь чувствовал себя так, будтобревном ударили по голове. А потом еще поплевали и вытерли ноги.

Услышал довольный голос калики:

— Вот повезло!.. Одним камнем двух собак разогнать. СэрТомас, это как раз то, чего ты желал всем своим рыцарским сердцем!