Затишье перед бурей - Александр Михайловский

– Вот, ваше некоронованное королевское величество, знакомьтесь, – сказал он мне по-английски, видимо из вежливости перед девушками, не понимающими русского языка.

Я только тяжело вздохнул. И этот туда же. Не успел поздороваться, а уже называет меня некоронованным величеством. Тем временем Сергей показал на самую красивую девушку из всех пятерых.

– Это, – сказал он, – моя жена Мария, или просто Маша. Прошу любить и жаловать.

Маша обняла меня и троекратно поцеловала по русскому обычаю.

– А вот это, – Сергей показал на двух испанок, – ее сестры, Алисия и Исабель. Эти две симпатяшки – ее и, значит, также и мои дальние родственницы – Марипоса и Элиана. И, наконец, мой друг и Машин младший брат, Мануэль. Он у нас едет в суворовское училище.

Я заметил, как после этих слов глаза у мулаток стали круглыми – кажется, что такое обращение со стороны белого и европейца было для них непривычно.

У меня было такое впечатление, что я нахожусь как минимум на конкурсе «Мисс мира» – настолько красивы были все пять девушек. У меня даже шевельнулась в голове шальная мысль – коль моя Сашенька мне давно уже ничего не пишет, то, может, мне перейти в ислам? Там же вроде можно иметь четырех жен? И жениться на всех девушках, стоящих передо мной, сразу, кроме, понятно, жены Сергея Марии. Ну, и буду султаном Ирландии Виктором эль-Брюс… Но тут Сергей решительно прервал мои мысли.

– Витя, – сказал он, – чуть не забыл – у меня для тебя письмо. Почему-то «Североморск» доставил его сначала к нам на Кубу. Почему не прямо сюда – спрашивай не у меня.

С этими словами Сергей передал мне узкий конверт из голубоватой бумаги с харьковским обратным адресом. Я его взял и бережно спрятал во внутренний карман. Прочитаю сразу после всех церемоний, подумав вскользь, что все-таки «хороша Маша (а также Исабель, Алисия, Марипоса и Элиана), но не наша».

И вот, наконец, после всех официальных мероприятий и торжественного обеда у меня наконец-то появилась свободная минутка. Я удалился в свой домик, где вскрыл конверт и прочитал:

Далее следовали три страницы, которые приводить не буду – они хоть и вполне приличные, но касаются только меня и моей любимой. А вот в конце было написано следующее:

Так, подумал я. Какая незадача… Ведь седьмое уже завтра. И тут до меня дошло – седьмое-то по старому календарю, а по нашему-то – это девятнадцатое. А разгрузившись, конвой уходит в Константинополь сегодня. Значит, он будет в Константинополе через семь-восемь дней.

Я поскорее написал ответ – не буду его здесь приводить, приложив к нему мои подарки, заказанные мною через губернатора Флореша в Лиссабоне. Серьги, колье и кольцо с бриллиантами весьма искусной работы, для Сашеньки и золотое колье для ее маменьки. Сашенька писала, что та любит такого рода украшения. А для ее папеньки я достал ящик весьма редкого и ценного портвейна, который мне привезли из Порту.

Тут в дверь моего домика постучали. Я уже подумал было, что это матрос, которого капитан «Саратова» прислал за подарками, как мы с ним и договорились. Но это был Сергей Рагуленко, весьма встревоженный и злой.

– Витя, – озабоченно спросил он меня, – ты не видел Мануэля?

– Нет, – ответил я, – а что случилось?

– Куда-то этот паршивец запропастился! – вздохнул Сергей и выругался. – Все умолял меня – возьми, мол, с собой в Ирландию! И когда я твердо сказал ему, что никакая Ирландия ему не светит, он, похоже, решил спрятаться на острове. А через полчаса отплытие…

Я поручил лейтенанту Мёрри проследить, чтобы письмо и подарки были переданы по назначению, и побежал вместе с Сергеем искать его «пропащего».

Конечно, как мы и предполагали, выяснилось, что его спрятали те ребята, которых он помогал тренировать на Кубе. Сергей при мне не стал им ничего говорить, но по одному его взгляду стало ясно, что выговором они не отделаются. Крепко держа своего шурина за руку, он потащил его к «Калининграду». Увидел я его только после отхода «Калининграда» – оказалось, он стоял все это время у трапа и внимательно следил за тем, чтобы парень снова не сбежал.

Но чуть попозже, когда мы уселись за стол, чтобы выпить по «рюмке чая», Сергей вздохнул и сказал:

– Вот ведь сорванец… Узнаю себя в его годы. Далеко пойдет!

6 января 1878 года (25 декабря 1877 года). На борту парохода «Ошеаник»

Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс, также известный как Марк Твен, корреспондент газеты «Нью-Йорк Геральд»

На рассвете «Ошеаник» подошел к Нью-Йорку. Когда стало уже достаточно светло, я вышел на палубу, чтобы прогуляться, и увидел на горизонте приближающуюся узкую полоску земли. Мне не спалось. Кошмары Корка еще были свежи в моей памяти, и часто из-за зловещих сновидений я просыпался в холодном поту. Так было и сейчас. Мне снилось, что я снова там, в Корке, где по улицам дикими зверями бродят солдаты в красных мундирах, ища кого бы еще ограбить, изнасиловать или убить, где в тюрьме стонут бесправные, невинные и обездоленные души, а их палачи строят планы новых злодейств. Чтобы смыть из памяти весь этот кошмар, я и вышел на холодный морской воздух, чтобы в одиночестве прогуляться по палубе и немного подумать.

Посмотрев на чуть синеющий вдали американский берег, я вздохнул. Еще совсем недавно при виде берегов родной страны меня охватила бы необычайная радость. Но теперь душа моя была в смятении. Увы, сейчас я уже не знал – действительно ли эта страна родная мне, или я в ней чужак, случайно родившийся не в том месте и не в то время. Уж больно мы с ней разные.

Да, наш штат Миссури так и не присоединился к Конфедерации. В самом начале восстания Юга мы промедлили, а потом нам этого просто не дали сделать. Да, жителям моего родного штата не пришлось переживать «прелестей» Реконструкции. Просто им однажды сообщили, что со следующего дня все рабы в штате будут свободны. Да и мало их было у нас, этих рабов. Тем более что я сам лично всегда считал, что рабство надо поскорее отменить, а моя супруга Оливия с самого детства была пламенной аболиционисткой.

Но, встретив Джима и выслушав его рассказ, я попросту понял, что и я тоже южанин, такой же, как и все. Что те, кого убивали, сжигали и насиловали – это мои братья и сестры, и что мне надлежит сделать все, что я смогу, чтобы и Север, и весь мир узнали об истинной трагедии американского Юга.