Чешское время. Большая история маленькой страны: от святого Вацлава до Вацлава Гавела - Андрей Шарый

Марианский столб и храм Вознесения Девы Марии с двойными часами на башне (циферблаты на 24 часа и 12 часов), Гавличкув-Брод

Самый славный уроженец нынешней Высочины, сделавший непростую, но блестящую международную карьеру вдали от родных мест, — композитор и дирижер Густав Малер, представитель так называемой послевагнеровской пятерки, основатель отдельной школы искусства управлять оркестрами. Теперь его, сочинявшего не слишком активно (несколько песенных циклов и девять с половиной симфоний, № 10 осталась незаконченной, точнее, только-только начатой), но мощно и точно, считают крупнейшим симфонистом, не чешским, конечно, а австрийским, ну и панъевропейским. Искусствоведы полагают творчество Малера важным связующим звеном между музыкальным романтизмом конца XIX столетия и модернизмом начала XX века.

Главу о Высочине я писал, старательно изучая это звено, благо на ютубе имеются записи почти всех малеровских симфоний в интерпретации великолепного сезонного оркестра Люцернского фестиваля. Известно, что ныне покойному основателю Orchestre du Festival de Lucerne Клаудио Аббадо, страстному поклоннику Малера, были присущи сдержанность в работе с музыкантами и спокойный, властный жест от дирижерского пульта. Как и симфониям Малера. Преданный почитатель не случайно оставил на ютубовской ленте комментарий: «День без музыки Густава прожит напрасно». Не принятая современниками, спустя полвека после смерти автора его оркестровая эпопея стала популярной классикой и теперь где и кем только не исполняется.

Малер родился в семье шинкаря в Калиште, это деревня относительно недалеко от Йиглавы, прогугукал там четыре месяца и никогда туда больше не возвращался. В Калиште, однако, восстановлен отчий дом музыканта, в котором исправно функционирует экспозиция «Малер и Чехия». В «серебряном Иглау», где Густав научился хорошо играть на фортепиано и губной гармошке, он младшеклассником осуществил первые композиторские опыты и начал концертировать, а шлифовать дарование отправился в возрасте 15 лет в столицу Австро-Венгрии. В доме на йиглавской Зноемской улице, куда папаша-шинкарь перевел свою успешную пивную (этажом выше была устроена квартира), тоже функционирует мемориальная экспозиция, но с более точной, чем в Калиште, фокусировкой — «Малер и Йиглава». После смерти родителей в 1889 году композитор продал отчий дом, разделив вырученные средства между четырьмя младшими братьями и сестрами, над которыми получил опекунство, так что музей через столетие организовывали с чистого листа.

Что же связывает Малера с Чехией и Моравией? Да в общем немногое. Йиглавскую гимназию он окончил экстерном, уже будучи студентом венской консерватории. Малер еще какое-то время наведывался в северные провинции империи, в 1883 году недолго поработал дирижером в тогдашнем Ольмюце, сезон 1885/1886 провел в Праге, но главный жизненный выбор сделал в пользу большого мира — Будапешта, Гамбурга, Вены, Нью-Йорка и снова Вены. Йиглава Малера тем не менее не забывает: есть и элегантный, пусть и странноватый памятник (дирижер и композитор отлит без рук, фигура закутана в долгополый плащ) в компании массивных каменных птиц и рыб, аллегорий свободного творчества (робкий фонтан испускает десяток хрустальных струй, по числу симфоний маэстро), и именные площадь и парк на месте сожженной нацистами синагоги. Малер, прячась от антисемитизма, принял веру христианскую, но и это не помогло уберечься от периодических унижений и оскорблений.

Знакомясь с судьбами замечательных людей, славных сыновей и дочерей Богемии, Моравии, Силезии, я нет-нет да и ловлю себя на мысли о сходстве бытования разных империй, власти которых одинаково не замечали или просто отказывались принимать в расчет особенности национальных окраин. В империях векторы человеческих движений проложены преимущественно центростремительными тенденциями, в основном от провинций к столицам, хотя, конечно, не только. Переехать из Галиции в Силезию или из Верхней Венгрии в Верхнюю Австрию в габсбургские времена было столь же жизнеопределяющим делом, как в советский период перебраться из Томска в Ригу или из Харькова в Краснодар. Миграционные процессы в дунайской монархии, диктовавшиеся потребностями государства или законами перемещения рабочей силы, ускорились еще и после того, как в середине XIX века были сняты ограничения на поселение евреев в любых городах и весях. И для выходцев из немецкоязычных еврейских семей тоже, в первую очередь людей творческих профессий (как вот для Малера), новые горизонты определялись не только территорией Австро-Венгрии.

Торговец тканями Якоб Фрейд, отец будущего автора теории психоанализа, покинул моравский Фрайберг (ныне моравский Пршибор) ради Лейпцига и потом Вены потому, что у него развалился семейный бизнес. Маленький Зигмунд провел в родном городе неполных три года. В одной из своих книг Фрейд упомянул няню, о которой помнил долгие годы. Милая няня водила его гулять по фрайбергским улицам и учила чешскому языку, но вскоре, увы, была уволена за воровство. Потом Фрейд навестил малую родину только однажды и совсем ненадолго, 16-летним юношей, по амурным делам. В доме на Замечницкой улице, в котором снимала квартиру семья суконщика, функционирует экспозиция «Зигмунд Фрейд — человек». Знаменитая психокушетка для пациентов (в жестком медном варианте, так что особенно не расслабишься, даже если приляжешь) навечно установлена у входа в желтое двухэтажное здание.

Из Йиглавы происходит еще один интересный моравский еврей, в судьбе которого драматическим образом преломились противоречия двух тоталитарных эпох. Литератор и журналист Луи Фюрнберг (его родители в соответствии с городской традицией тоже занимались текстилем) с ранней юности увлекался марксистскими идеями и в 1928 году был принят в немецкую секцию компартии Чехословакии. Вторую мировую войну он провел в бегах, в тюрьмах, в эмиграции поначалу в Италии и Югославии, потом в Палестине. В конце 1940-х годов коммунисты назначили Фюрнберга сотрудником чехословацкого посольства в Восточном Берлине, где он написал, на немецком языке, главное произведение своей жизни, «Песню партии». Этой партией стала Социалистическая единая партия Германии, которой суждено было править немецким востоком четыре десятилетия. Все годы «прусского социализма» гимн с рефреном Die Partei, die Partei, die hat immer recht! («Партия, партия всегда права!») гремел со всех высоких трибун и изо всех гэдээровских репродукторов, убеждая трудящихся, что им никуда не деться от торжества коммунизма, куда их ведет СЕПГ. После разоблачения культа личности Сталина бравурный текст подчистили, убрав из него упоминание имени советского вождя. Цитирую в своем дилетантском переводе:

В общем, это вам не романтик Малер, хотя вообще-то Фюрнберг сочинял еще и исторические романы, и лирические стихи а-ля Райнер Мария Рильке, причем, как утверждают, неплохие. Один поэтический сборник назван «Возвращение Густава Малера», один роман посвящен якобы имевшим место пражским встречам Моцарта и Казановы. Когда в начале 1950-х под влиянием советских процессов в Чехословакии начались гонения на евреев-коммунистов, Луи Фюрнберг переназвался в Любомира Финберга. По окончании берлинской командировки он счел за лучшее навсегда остаться среди немцев. Главную память о Фюрнберге хранит ФРГ.