Пандемоний - Дэрил Грегори

Он посмотрел в сторону коляски и усмехнулся. Сухой, язвительный смешок.

Я также вымучил улыбку.

— Похоже, мне пора в постель.

— Секундочку, я сейчас покажу самое интересное.

Старик жестом пригласил меня подойти к кафедре, на которой лежал раскрытый увесистый том.

Страницы были старые и толстые и, по всей видимости, вручную переплетены в кожу. Сама кожа была темно-красная, почти бордовая.

— А-а-а, — протянул я. — Наверно, это и есть та самая «Красная Книга», о которой я столько слышал.

Старик довольно рассмеялся.

— Это всего лишь копия, но мы попытались сделать ее как можно более близкой к оригиналу.

Одна страница представляла собой иллюстрацию, другая — написанный от руки текст. Я шагнул ближе к рисунку. На нем было изображено ангелоподобное создание в короне из звезд и с огромными крыльями за спиной. Оно чем-то напоминало Филемона, но было более изящным. Кто-то оставил на полях надпись: Ка. Интересно, что за слово, наверное, опять какое-нибудь греческое? Мелкий почерк, которым был испещрен соседний лист, читался с трудом, но по крайней мере это был английский язык. Кто-то подчеркнул следующие строки:

Архетип — это фигура, демон, человек или процесс, который постоянно повторяется в истории человечества. Причем тогда, когда творческой фантазии ничто не мешает.

— После Некии он записал свои самые яркие впечатления здесь, — продолжал тем временем Фред. — Эту книгу биографам доктора не показывали — слишком велик риск, что массы истолковали бы ее неправильно. Гностические тексты вроде этого подобны мандалам, колесам внутри колес. Но у меня такое предчувствие, что вы найдете ее полезной для себя. — Он жестом изобразил, будто листает страницы. — Давайте, не стесняйтесь.

Я последовал совету и, чтобы его не обижать, быстро перелистал несколько страниц.

— Одержимость интересовала его с самого начала, — пояснил Фред. — В 1895 году он присутствовал на сеансе, во время которого в его тринадцатилетнего кузена вселился дух их общего прадеда, Самуила Прайсверка. Это был первый из многочисленных случаев одержимости. Позднее доктор и сам научился вызывать духов, или, как он сам это называл, «осуществлял трансцендентную функцию». Правда, вскоре он начал опасаться, что архетипы, эти «невидимые личности», подомнут его под себя, и взялся за разработку ритуалов, призванных не допустить этого. Он проводил дни, строя миниатюрные деревни, населяя их крошечными фигурками, которые должны были привлекать к себе духов. После чего уничтожил эти фигурки, совершив символическое жертвоприношение.

Я оторвал взгляд от книги.

— Ну и как, сработало?

— По всей видимости, да, — пожал плечами Фред.

— И что вы советуете мне сделать? Купить себе набор «Лего»?

Фред рассмеялся.

— «Лего» не помешает. Правда, мы давно выяснили, что часто помогает сам по себе разговор.

— Разговор, — скептически повторил я.

— Другие поступали к нам в куда худшем состоянии. Вы даже не поверите.

— Как О'Коннел?

— Когда Шован попала к нам, ей было всего одиннадцать. Демон вселялся в нее не один раз. Ущерб, причиненный им… — Фред покачал головой. — В некотором роде Хеллион и Ангелочек — самые жестокие демоны, ибо они избирают своими жертвами детей. Но я думаю, что мы сумели ей помочь.

— Тогда почему она стала священником, а не психиатром?

— По всей видимости, наши методы представлялись ей недостаточно быстродействующими, впрочем, так оно и есть. Мы ученые. Церковь пообещала — вжик! — Он помахал перед моим лицом рукой. — Вон отсюда, кому говорят, проказник! — Старик снова рассмеялся. — Оно, конечно, не работает, зато быстро действует. Мы же могли предложить лишь долгие годы исследований.

— Понятно, — произнес я, а сам подумал: годы? Нет, на этих людей мне явно не хватит времени. — Послушайте, спасибо, что показали мне… все это. Но мне на самом деле пора в постель.

С этими словами я направился к двери, приложив все усилия к тому, чтобы не зацепить коляску.

— Мистер Пирс! — окликнул меня Фред, как только я приблизился к двери.

— Да?

— Шован говорила, вы опасаетесь, что барьер, отделяющий вас от демона, уже начал рушиться. Что его воспоминания накладываются на ваши собственные.

Я смущенно усмехнулся.

— Прошлой ночью я был не в лучшей форме и потому наговорил слишком много чепухи. А вообще я просто устал, вот и все.

— Еще бы не устать!

О'Коннел, должно быть, рассказала им все — как я перепрыгнул в Лью, о воспоминаниях, которые, по идее, мне не полагалось иметь. О моих нарастающих опасениях, что Хеллион крушит стены, разделяющие нас с ним.

Я растерянно пробежал пальцами по волосам.

— Так это сам Юнг нарисовал эту картину?

Фред кивнул.

— Все ясно, — произнес я и отвернулся, стараясь не выдать волнение. Некие темные силы пытались уничтожить мое «я». Что я чувствовал в это мгновение? Страх или облегчение. — Все ясно.

— Понятно, — протянул Фред. — Ты, наверно, думал, ты один такой, кто это видел.

— А теперь опусти руки по швам, — попросила доктор Вальдхайм. — Расслабь плечи. Молодец. Расслабь мышцы лица, лоб… Хорошо…

Другой доктор Вальдхайм не проронил ни слова, лишь одобрительно кивал головой. Коляска стояла рядом с ним, а рядом с коляской — тренога, на которой крепилась крошечная видеокамера. Они спросили у меня, стану ли я возражать, если они запишут наш с ними сеанс на видео. Лично я ничего не имел против — любопытно было взглянуть, как это смотрится со стороны, когда тебя гипнотизируют.

Расслабиться у меня получилось легко — я валился с ног от усталости. Накануне ночью я никак не мог уснуть. Сон сморил меня лишь под утро. В конце концов О'Коннел разбудила меня в полдень, накормила сандвичами из какого-то кафетерия и отвела в библиотеку, где оставила на попечение обоих Вальдхаймов. Занавески были отдернуты, и на полу лежали полосы солнечного света. Голос Мег Вальдхайм, вернее, вкрадчивый, ритмичный шепот, убаюкивал.

— Ты сохранишь контроль над собой, Дэл. Ты никому не причинишь зла. В любое время ты можешь вернуться назад. Ты меня понял?

— Понял, — ответил я.

Впрочем, сказал ли? Или только кивнул?

— Ну хорошо, Дэл, а теперь давай побеседуем с Хеллионом.

Как выяснилось, доктор Вальдхайм заблуждалась в отношении некоторых вещей. Когда я снова открыл глаза — кстати, когда я успел их закрыть? — выяснилось, что я загнан в самый угол комнаты, мне в голову больно упирался край книжной полки, а сам я придавлен к полу грудой книг. Рядом стояли оба Вальдхайма и с каменными лицами смотрели на меня. На какой-то миг я растерялся, не понимая, что за этим стоит. Ясное дело, шок, такое понятно с первого взгляда. И еще печаль. Но было и нечто другое, нечто более глубокое, нежели печаль.