Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана - Рене Груссе

жизни переходить к другому. В юности будущий Чингисхан, лишенный родственниками отцовского стада, будет вынужден вместе с матерью и братьями вести жалкую жизнь охотника и рыбака, прежде чем сумеет восстановить свое достояние в конях и баранах.

В основном лесные племена кажутся более дикими, не имеющими контактов с цивилизованными народами, кроме как через посредство кочевников. Те, напротив, пользовались соседством уйгуров из Центральной Гоби, киданей с Ляохэ или пекинских чжурчжэней. У них не было городов, но в ходе странствий они разбивали лагеря группами (айитами, ayit), ставя войлочные юрты (гэр, ger) на колесных повозках (кара’утай терген, касак-терген; qara’outai tergen, qasaq-tergen) кругами (куриен, kurien), и образовывали временные агломерации, зародыши будущих городов. Этнографы указывают на прогресс в переходе от жалкой хижины лесного монгола к войлочному гэру или юрте кочевника, которую легко собрать и разобрать и которая у великих ханов Чингизидов XIII в. приобретет такой размер и комфорт с нагромождением мехов и ковров, что превратится в настоящий передвижной дворец. Но после упадка монголов, вплоть до нынешних времен, гэр стал беднее: в наши дни не осталось даже небольшой трубы, которую в XIII в. использовали для выведения дыма и проветривания.

Наконец, разделение монголов на лесных охотников и степных пастухов-кочевников отмечается в существовании двух различных типов палаток: 1. Гэр (неправильно называемый юртой), круглая войлочная палатка, которую мы уже описали, требующая достаточно большого количества деревянных жердей и реек, что говорит, что использующий ее народ живет в контакте с лесной зоной; 2. Шерстяная палатка, широкая и низкая, майхан, которую легче изготовить кочевникам, живущим в безлесной степи. Добавим, что в эпоху Чингисхана войлочные палатки часто устанавливались на повозки, что облегчало их транспортировку, по крайней мере по равнине, и позволяло, как мы только что видели, перемещение настоящих «кочевых городов», навыки чего с тех пор утрачены.

Однако в общем и целом можно уверенно сказать, что состояние Монголии XII в. регрессировало в сравнении с состоянием IX в. Во времена их господства на Орхоне тукю и особенно уйгуры начали развивать некоторые сельскохозяйственные центры: эти попытки исчезли после установления киргизского владычества начиная с 840 г., и страна вернулась к степной жизни. Надписи тукю или уйгуров на Орхоне, впрочем, создают впечатление относительной цивилизованности, которой мы не находим в истории Чингисхана. Оккупация страны киргизами в 840 г. задушила сиро-согдийскую культуру, привнесенную манихеями. Изгнание киргизов в 920 г. оставило страну в состоянии анархии, уйгуры, как мы знаем, отказались от предложения вернуться на Орхон. Немного цивилизации приходило от тех же уйгуров, обосновавшихся тогда на юге, в Бешбалыке (Гучэне); оттуда же шла пропаганда несторианства, но само это несторианство, как показывает рассказ Рубрука, в Монголии деградировало почти до уровня шаманизма, с которым боролось за доверие вождей.

Первые попытки объединения у монголов

Предания утверждают, что, возможно, еще до XII в. у собственно монголов была предпринята первая попытка создать организованную нацию. Монгольский вождь по имени Хайду отличился, разбив соперничающее племя джелаиров, и будто бы стал собирать вокруг себя клиентелу из определенного количества семей различных племен. Его правнук Хабул, уже носивший царский титул (Хабул-хан), а посмертно, в «Тайной истории», и титул императорский (Хабул-каган), якобы первым осмелился напасть на могущественных чжурчжэньских государей, царей Цзинь, властителей Северного Китая. Монгольская легенда изображает его сначала вассалом Цзиней, принятым в Пекине цзиньским императором и ведущим себя, как дикарь в цивилизованной стране. Он поразил этого монарха своими пантагрюэлистическими аппетитом и жаждой, а потом, пьяный, дергал царя за бороду. Последний простил его и при отъезде одарил богатыми подарками. Но скоро отношения между ними испортились. Хабул-хан, захваченный Цзинями в плен, бежал от них, убив посланных за ним в погоню офицеров. Возможно, что эти анекдоты являются художественным отображением борьбы, которую Цзини вели против монгольских кочевников в 1135–1139 гг., борьбы, в которой цзиньский полководец Хоушахоу, углубившийся в степь, был разбит «мон-ку» так, что в 1147 г. пекинский двор вынужден был заключить мир, отдав монголам множество голов быков, баранов и некоторое количество зерна. Китайско-чжурчжэньские источники называют монгольского вождя, добившегося этих условий, Аоло Поцзили; по мнению Пеллио, это имя, очевидно, реконструируется как Оро Богила. Бартольд пытался сопоставить это имя с именем Хутулы-кагана, четвертого сына Хабула, знаменитого в монгольских преданиях персонажа.

Хутула-каган (отметим титул каган, или император, очевидно присвоенный ему через много времени после смерти, при написании «Тайной истории», около 1240 г.) также является легендарным героем. «Его голос гремел, как гром в горах, его руки были как медвежьи лапы и ломали человека пополам так же легко, как стрелу. Зимними ночами он ложился спать голым возле костра, сложенного из огромных деревьев, и не чувствовал ни искр, ни головешек, падавших на его тело, принимая по пробуждении ожоги за укусы насекомых». Но наряду с этими сказочными чертами предание передает, что, когда один из его братьев, Охин-бархаг, и один из его кузенов, Амбагай, взятые в плен татарами, были выданы ими Цзиням, которые подвергли их «казни, предназначенной для мятежных кочевников» – прибили к деревянному ослу, Хутула, чтобы отомстить за них, совершил грабительский рейд на цзиньскую территорию. Впрочем, китайские летописи сообщают, что вследствие опустошений, совершенных монголами, цзиньский император отправил против них карательную экспедицию. Со своей стороны монгольское предание говорит о разгроме, который потерпели монголы в сражении против коалиции Цзиней и татар возле Буйр-Нура. Похоже, цзиньский двор, желая сломить монгольскую силу, действительно призвал на помощь татар, и их соединенные силы достигли цели. Фактически Джучи и Алтан, сыновья Хутулы, не имели никакой реальной царской власти, хотя «Тайная история», озабоченная демонстрацией династической преемственности, порой награждает Алтана титулом кагана. Первое монгольское царство, разрушенное Цзинями и татарами, исчезло, уступив место множеству племен, кланов и подкланов.

Правда, чингизидская легенда привязывает Есугея, отца Чингисхана, к линии древних царей. Он – сын Бартан-баатура, второго сына самого Хабул-кагана. Бартольд относится к этой генеалогии скептически, возможно, напрасно, поскольку свидетельства «Тайной истории», «Юань-ши»[111] и Рашид ад-Дина, повествующие о недавнем прошлом, вряд ли могли быть выдуманы полностью. Точно одно: Есугей никогда не титуловался ни каганом, ни даже ханом, а был просто вождем клана Кият со скромным титулом баатур или багатур. Как и все его родичи, он воевал против татар, ставших наследственными врагами монголов. Его действия – действия отважного предводителя клана, не более. Он помогает одному из кереитских претендентов, Тогрулу, взять верх над его соперником, Гурханом, дядей Тогрула, и позднее Тогрул станет Чингисхану ценным другом. Он крадет у вождя меркитов его молодую жену Оэлун, на которой женится и которая становится матерью Темучжина, нашего Чингисхана. Незадолго до смерти он устроил