Лучи смерти - Николай Свечин

Все молча съели его заявление. Больше всего Лыкову было неудобно перед Челубеем. Он ведь теперь американец. Что подумает джи-мен о русском правительстве, допустившем подобное?

Пора было уходить из гостиницы. Но у Лыкова оставалось еще несколько вопросов.

– Господин Разуваев, поясните, зачем все-таки немцы убили Филиппова? Они полностью контролировали его эксперименты – через вас. И ждали их завершения. Чертежи аппарата их ученые получили из Риги. Наверняка сейчас где-то его собирают, а может, уже и собрали. Так?

– Я не знаю, – потупился ассистент. – Мне не говорят. Дёринг мог, да.

– Так вот. Если бы германцы воссоздали аппарат и получили нужный результат у себя дома, тогда живой Филиппов им был бы не нужен, – продолжил мысль сыщик. – Убить, документы похитить, оставить русских с носом. Оружие-то уже у них. Но ведь этого не произошло! Даже сам изобретатель не довел свое детище до ума. Зачем его умерщвлять раньше времени? Наблюдай дальше и жди удобного часа.

– Я вас понял, – важно кивнул Разуваев. – Поясняю. Немцы догадывались, что наша тайная полиция тоже наблюдает за Филипповым. Он же болтал языком направо и налево. Ясно, что доктора вот-вот прижмут. И тогда бумаги уплывут, охранка их заберет! Решили опередить. По всем признакам, опыты Михаила Михайловича уже перешли в завершающую стадию. Дёринг с моей помощью доделал бы аппарат сам. Так им казалось.

– То есть они переоценили свои силы, во-первых. И поторопились, пока их не оттерла охранка, во-вторых. Так?

– Да. Немцы решили, что на русского гения у них есть свой, в Гейдельберге. Однако, как сейчас выясняется, их гений зашел в тупик. То, что Михаил Михайлович скрывал ото всех – и от меня в том числе, – не дается Дёрингу. А у Филиппова уже не спросишь. Вот разве что Тесла разгадает все тайны…

– Последний вопрос, Петр Никодимович. Как вышло, что кабинет Филиппова оказался заперт изнутри? Полиции пришлось ломать дверь.

– Енотаевский закрыл замок из коридора с помощью воровских щипчиков. Сказал, что этому его в охранке научили.

– Теперь ясно, – подытожил коллежский советник. – Ну что ж, едем в Берлин. Там вы, господин Разуваев, отдаете то, что стащили у покойного, и идете к черту! Коммандер Мак-Алай, когда ближайший поезд?

– Через два часа.

Лыков повернулся к предателю:

– Надо бы увести вас прямо сейчас. Но боюсь, за вами следят и портье тут же предупредит полицию. Поэтому мы уходим одни, так безопаснее. Встречаемся на вокзале. Вещи с собой никакие не берите, чтобы не возбуждать подозрений. Налегке докатите с нами до Берлина, отдадите документы – и мы в расчете. В тот же день сядете в обратный поезд… Сообщать о нас тевтонам с вашей стороны глупо. Если узнают, что вы продаете их секреты американцам, сами догадываетесь, что будет. Они, наивные, думают, что теперь аппарат Филиппова – это исключительно их собственность. После того, как заплатили вам кучу денег. Это понятно?

– Да, господин Лыков.

– Бежать тоже не советую. У входа стоят филеры Заграничной агентуры Департамента полиции. Вам лучше всего честно расплатиться с нами. Тогда живите дальше как хотите, русское правительство оставит вас в покое.

– Сазонов обещал мне то же самое, а потом явились вы! Где гарантия, что после не придет еще кто-то? Например, из Военного министерства.

– Оттуда не придут. – Лыков кивнул на поручика Олтаржевского. – Граф Стырье как раз представляет военных.

– Ну ладно хоть так.

Еще перед уходом сыщик заставил Разуваева дать письменное признание, что он участвовал в убийстве Филиппова с ведома и разрешения Петербургского охранного отделения.

Трое покинули гостиницу и растворились в толпе на Хауптштрассе. Лыкову не понравился взгляд, которым наградил их на выходе портье. Но теперь оставалось только надеяться на удачу. Поезд через два часа. Тайные службы не успеют отреагировать.

Увы, коллежский советник ошибся. Немцы успели. Когда лыковцы пришли на вокзал, вместо Разуваева их там поджидала полиция. Семь шуцманов, крепыши как на подбор, стояли возле касс. Их возглавлял мужчина в статском. Лыков, увидев их, кинулся в боковой выход. Коммандер с поручиком побежали следом. Едва выскочив наружу, они обнаружили, что здесь тоже все перекрыто. Правда, шуцманов было трое, но один из них стоил целого отделения. Огромный, толстый и, видимо, очень сильный, он взирал на противников с верхотуры своего роста. И самодовольно улыбался.

Эта гримаса почему-то особенно обидела Челубея. Он вспыхнул и сказал Лыкову:

– Каланча мой!

Тому было не до дележа. Следом уже топала погоня. Сыщик закрыл дверь снаружи, присмотрелся. И заметил на косяке стальные ушки для висячего замка. Он довольно ойкнул, ухватился за них – и своротил набок. Так, что заклинил дверь. Следом налетели семеро от касс. Начали ломиться, да не тут-то было. Дверь, заблокированная с улицы, тряслась, но не открывалась.

Довольный Лыков повернулся к остальным и увидел нелепую картину. Недашевский и гигант шуцман вцепились друг в друга и пыхтели, словно два медведя. Никто не мог взять верх, только трещала по швам одежда. Поляк схватился с другим полицаем. А третий созерцал происходящее и ждал коллежского советника. Но, едва тот вмешался в драку, все и закончилось.

Первым делом Алексей Николаевич взял своего противника в охапку и кинул далеко в сторону. Как мешок картошки. Затем оторвал от Мариана Ольгердовича второго служивого и зашвырнул его еще дальше. «Медведи» прекратили свою бесполезную возню и уставились на невысокого Лыкова, тяжело дыша. А тот смотрел снизу вверх на гиганта и думал, как быть. Если хватить об пол такую тушу, выйдет плохо, хотя силы-то достаточно. Однажды в молодости сыщик поднял на вытянутых руках по кулю с мукой. А в каждом куле было по девять пудов… Шуцман тянул на десять-одиннадцать, вполне по зубам коллежскому советнику. Но соперник поломает себе все кости. Жалко служивого человека! Ведь он выполняет приказ.

На раздумья ушли секунды, и Алексей Николаевич решился. Он подсел под здоровяка, ухватил его за бедро и рывком поднял вверх.

– Хе!

Немец растерянно завис в воздухе. Чувствовалось, что последний раз его так подымала мама в детстве…

– Скажи ему, чтобы прижал подбородок к груди, – приказал сыщик джи-мену.

– Что?

– Яша, он же тяжелый! Быстрее! Иначе затылок расшибет.

– А…

Челубей перевел шуцману команду. Лишь только сыщик почувствовал, что тот ее понял и выполнил, – сразу приложил немца лопатками на асфальт. Так, чтобы долго не встал, но притом не покалечился.

Путь был свободен. Другие полицаи прекратили ломиться в дверь и ринулись в обход.

– Бежим!

Троица рысью пересекла площадь и вскочила в трамвай. Звеня, тот поехал по линии, увозя их от засады.

У Алексея Николаевича горело лицо, на Челубее порвался сюртук. Что подумают обыватели? Сейчас их сдадут первому постовому… Вдруг Недашевский что-то произнес по-немецки. Пассажиры одобрительно загоготали, начали дружески хлопать беглецов по плечу. Через две остановки те спрыгнули и шмыгнули в подворотню.