Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Теофил Лапинский

class="p1">Я оставил оттоманскую службу и вступил в эту дивизию. Но едва только были заложены основы для организации дивизии и собрана тысяча человек, как заключение мира положило предел всем нашим дальнейшим попыткам. В то время как весь мир, уставший от войны, с восторгом приветствовал заключение мира, поляки были, вероятно, единственными, которые с тяжелым сердцем видели, что все возлагавшиеся ими надежды на войну погибли.

Я возвратился снова к моей идее, которую так долго вынашивал. Как было уже упомянуто в предыдущей главе, наиб Мохамед-Эмин прибыл в Константинополь с большой абазской депутацией. Он рассчитывал выхлопотать у турецкого правительства помощь в предстоящей войне адыгов с русскими. Однако он нашел в резиденции султана настолько плохо подготовленную для него почву, что вскоре оставил всякую надежду получить помощь с этой стороны. Порта видела в наибе очень благочестивого, но очень непокорного мусульманина, который хотел использовать свое положение в Абазии в личных выгодах, а не в интересах султана, и поэтому она в основном делала больше для того, чтобы ослабить положение наиба в Абазии, чем чтобы увеличить силу сопротивления страны русским.

Я имел тогда лишь очень незначительные и неточные сведения о положении дел на Кавказе, и так как наконец твердо решил каким бы то ни было способом проникнуть туда, мне захотелось по возможности сблизиться с наибом. Я попросил одного молодого польского офицера, в совершенстве владевшего турецким и арабским языками, вступить в переговоры с Мохамед-Эмином. Ответ наиба был откровенным и благородным. Он сказал, что отряд польской армии, снабженный всем необходимым и приехавший в страну в качестве вспомогательного корпуса, будет там встречен с распростертыми объятиями; но что отдельные офицеры из-за своеобразных условий страны не сумеют принести никакой пользы ни себе, ни абазам. На мои вопросы, если отряд высадится в стране, может ли он рассчитывать на хороший прием и поддержку народа, будут ли предоставлены в распоряжение польских начальников многочисленные дезертиры из русской армии, какие припасы можно найти в стране, наиб попросил несколько дней на размышление. Через четыре дня он объявил моему посреднику, что после совещания со многими находящимися здесь депутатами он может дать такой ответ: средства, которыми адыги могут поддержать регулярное войско, очень ограничены, потому что народ беден и неорганизован, однако он (наиб) может поручиться, что корпусу численностью до 15 000 человек будет предоставлено необходимое снаряжение, кавалерийские лошади и жизненные припасы; что же касается перебежчиков, то он позаботится о том, чтобы облегчить их участь, и они, без сомнения, будут отданы в распоряжение польского вспомогательного отряда. В продолжение всех этих переговоров я лично не беседовал с Мохамед-Эмином; я считал это ненужным отчасти потому, что я в то время не был очень силен в турецком языке, особенно же потому, что я еще не знал, какие результаты будут иметь мои попытки в Константинополе. В скором времени после этого Мохамед-Эмин отправился назад, в Абазию.

Я пустил в ход все мои слабые средства, чтобы осуществить экспедицию. Заключение мира сделало невозможной поддержку со стороны той или иной союзной державы, и я был вынужден поэтому искать частные средства для осуществления моего предприятия. Единственное, что было для меня легко, – это собрать несколько сотен человек. После роспуска польской дивизии осталось много офицеров и солдат, полагавших, что лучше вечно продолжать войну с русскими, чем оставаться на турецкой службе. Располагая известным доверием среди моих соотечественников, я мог с полным основанием рассчитывать, что всегда найду в готовности нужное мне для начала количество волонтеров; основную же массу войска должны были составить перебежчики, находившиеся в Абазии. Однако нужно было думать и о том, чтобы достать оружие, амуницию и небольшую сумму денег для перевозки и содержания отряда. Я обращался ко всем, кто был в какой-либо мере заинтересован польским делом или независимостью народов Кавказа, и, хотя все было мне бесконечно тяжело, я, однако, с каждым днем получал все более прочные надежды осуществить мои намерения. Вмешательство одного до той поры мне совершенно незнакомого лица должно было ускорить мой отъезд, однако оно же было источником затруднений, которые мне пришлось испытать.

27 сентября 1856 года в моей квартире в Скутари появился известный Измаил-паша, генеральный директор почты Оттоманской империи. По его словам, он был по рождению черкес, и так как слышал о моем намерении отправиться на его родину с отрядом войска, то пришел ко мне отчасти для того, чтобы со мной познакомиться, отчасти же для того, чтобы дать мне несколько советов, полезных для моего предприятия. Так как он ближе, чем кто-либо другой, заинтересован в благополучии своей родины, он хочет войти со мной в соглашение. Он позволяет себе надеяться, что я прислушаюсь к его словам. После продолжительной беседы Измаил-паша сообщил мне, что он уполномочен абазским народом представлять его интересы на чужбине и что Порта также рассматривает его единственным представителем абазов. На мой вопрос о наибе Мохамед-Эмине паша заявил, что этот человек – фанатичный мулла, который благодаря распространению магометанства имел некоторое время сильное значение, но теперь его влияние совершенно иссякло и он не имеет совсем авторитета; кроме того, наиб – непримиримый враг всякого христианина, мы должны его остерегаться почти так же, как русские, если, к несчастью, он снова станет могущественным. Поэтому будет лучше всего, если я соединюсь с Сефер-пашой, который известен как верный слуга султана, большой друг поляков и, кроме того, пользуется в Абазии огромным уважением. Хотя он уже очень старый человек и уже давно его голова ослабела, но это ничего не значит, потому что он сам, Измаил-паша, в ближайшее время приедет в Черкесию с несколькими европейскими офицерами и примет на себя политическое и гражданское управление. В заключение этой беседы паша пригласил меня посетить в ближайший день совещание влиятельных черкесов, находящихся сейчас в Константинополе.

На следующий день я застал в доме паши около 30 человек, среди которых было много генералов и других высоких сановников, состоявших на службе у Порты, но абазов по происхождению, и нескольких абазов в национальных костюмах, которых Измаил-паша один за другим представил мне как замечательных личностей в их стране. Во время этого собрания Измаил-паша убеждал меня объединиться с ними и вместе отправиться в Черкесию [77]; он сообщил мне между прочим, что он держит наготове некоторое количество артиллерийских принадлежностей, оружия, пороху, свинца и железа, что он устроил в Константинополе частный сбор в пользу своей родины и собрал уже около 6000 кисетов[78] золота, каковая сумма более чем достаточна для создания регулярного корпуса