Русская революция, 1917 - Александр Фёдорович Керенский

Я сказал ему, что не пойду ни на какую авантюру с Романовыми. Правительство само знает, что оно ни на что не способно…Мне предложили войти в состав правительства… Нет, спасибо! Эти господа слишком связаны с Советами и уже ничего не решают. Я им говорю: предоставьте мне власть, тогда я поведу решительную борьбу. Нам нужно довести Россию до Учредительного собрания, а там пусть делают что хотят. Потом я отойду в сторону, ни во что больше вмешиваться не буду. Вот каково положение. Могу ли я рассчитывать на вашу поддержку?“ — „В полной мере!“ Мы сердечно обнялись и расстались».

Не служат ли подобные речи генерала Корнилова, процитированные Деникиным, достаточным свидетельством того, какая путаница политических идей и фантазий, внушенных окружавшими политиканами, царила у него в голове? Кстати сказать, ни одно слово генерала Корнилова в адрес правительства ни на каких реальных фактах не основывалось.

Незадолго до московского Государственного совещания Корнилов приехал в Петроград. В ходе одной беседы с глазу на глаз в моем кабинете я старался доказать, что между Временным правительством, с одной стороны, с ним и его окружением с другой не существует никаких разногласий по поводу его действий в армии. Я пытался объяснить, что любые поспешные насильственные меры произведут в армии раздражающее впечатление. Повторял то, что говорил ему в мае на фронте, а именно, если кто-нибудь вздумает установить свою личную диктатуру в России, он назавтра окажется в полном вакууме, вынужденный сражаться без железных дорог, без телеграфа, без армии. Наконец, я напомнил о страшной судьбе, ожидающей офицеров в случае неудачи государственного переворота.

«Ну и что? — ответил Корнилов, как бы вслух размышляя. — Многие погибнут, армию в конце концов возьмут в руки другие».

Сегодня эта фраза воспринимается как признание, но звучала она в тоне теоретических рассуждений. На протяжении всего того времени генерал Корнилов не до конца понимал смысл и последствия собственных планов. Другую фразу: «Что ж, может, надо испробовать даже диктатуру» — он произнес с таким сомнением, что она не внушила мне никаких подозрений по отношению лично к Корнилову.

Во время той нашей беседы эмиссары Корнилова уже активно вели конспиративную работу на фронте, отдавая устные приказания. Один из таких эмиссаров прибыл к генералу Деникину, который так описывает встречу в своих мемуарах:

«Офицер вручил мне собственноручное письмо Корнилова с предложением лично выслушать доклад офицера. Он доложил, что в конце августа по достоверным сведениям в Петрограде произойдет восстание большевиков[37]. К тому времени к столице подойдет 3-й кавалерийский корпус во главе с генералом Крымовым, который подавит восстание и заодно покончит с Советами… „Вас, — продолжал офицер, — Верховный главнокомандующий просит только командировать в Ставку несколько десятков надежных офицеров, официально для изучения бомбометания и минометного дела, а фактически они будут отправлены в Петроград в офицерский отряд“».

На определенном этапе своей подготовительной деятельности заговорщики собирались прибегнуть к террору, то есть убить меня. Сделать это было очень легко, поскольку моя личная безопасность обеспечивалась довольно примитивными мерами. Фактически не имелось никаких способов предотвратить убийство, так как террористы пользовались ко мне свободным доступом, многие даже принадлежали к моей охране и ближайшему окружению. Среди них был полковник Генерального штаба, в обязанности которого входило докладывать каждое утро о положении на фронте. Виделись мы обычно наедине, вместе склонялись над картой, обсуждая военную ситуацию. Узнав, что заговорщики приказали ему убить меня, я понадеялся на охрану и просто начал внимательно посматривать на него на утренних встречах, держась точно так же, как прежде. Всегда сдержанный, уравновешенный, спокойный, полковник начинал сильно нервничать. Продержав его в подобном состоянии несколько дней, я, наконец, с ним расстался, попросив никогда больше ко мне не являться. Он не стал требовать объяснений, просто ретировался, отдав, по обыкновению, честь.

Героем второго плана, избранным для расправы со мной, оказался молоденький морской кадет, которому предстояло убить меня в Зимнем дворце накануне или в самом начале Корниловского мятежа. Юноша без малейших сомнений, не опасаясь риска, взялся выполнить «патриотический долг». Но в последний момент не отправился в Зимний, а уехал к родителям. В сильном возбуждении со слезами открыл им историю сплетенного против меня заговора, признавшись, что его избрали орудием убийства. Знакомые с высшим начальством Министерства внутренних дел родители немедленно сообщили об этом.

Не предавая случай никакой огласке, я приказал убрать кадет из Зимнего дворца, заменив их простыми матросами. Юный герой вернулся в свою часть, даже не подвергшись допросу.

Я считаю мысль начать мятеж с моего убийства совершенно правильной со стратегической точки зрения, так как это одним ударом разрушило бы правительственный аппарат, позволив заговорщикам надеяться на успех. Желая всеми силами от меня избавиться, заговорщики все же решили в конце концов максимально избегать риска. В целом замешанные в заговоре офицеры, храбрые на поле боя, выступив против правительства, предпочитали открытым решительным действиям хитрую и скрытную политику. Не имея гражданского мужества, они в этом смысле оказались трусливее большевиков, никогда не клявшихся в верности Временному правительству. Двуличная политика заговорщиков отражалась на настроении народа и армии. Во время восстания 14 декабря 1825 года офицеры гвардейских полков, выступившие в Санкт-Петербурге против Николая I, сумели вывести своих солдат из казарм и возглавили марш на Сенатскую площадь. В 1917 году у офицеров не было в казармах никаких сторонников, они пользовались властью, только пока поддерживали Временное правительство. Когда Корнилов двинулся к столице, офицеры не осмелились открыть цель броска даже казацким полкам и знаменитой Дикой дивизии, возглавлявшей войска. Заговорщики были вынуждены не только скрывать от собственных солдат, что их ведут в Петроград для свержения Временного правительства, но и лгать, будто они спешат на помощь столице и Временному правительству против взбунтовавшихся большевиков.

Готовясь к предательскому удару по Временному правительству, ближайшие сподвижники генерала Корнилова вели переговоры в определенных политических и военных союзнических кругах. Политический центр заговора находился не в Ставке, где генерал Корнилов занимался военной подготовкой, а в Петрограде и Москве, где заговорщики комфортабельно расположились в некоторых ведомственных кабинетах и спокойно работали. Прибывшие в Москву на Государственное совещание офицеры имели тайные встречи с политическими руководителями заговора. Это не мешает участвовавшим в нем консервативным и либеральным политикам, знакомым с его целям и посвященным в детали, по сей день толковать о «недоразумении» между Временным правительством и Корниловым, возлагая на меня ответственность за итоговую катастрофу.

Не стану приводить здесь все факты, которыми располагаю. Читатели, интересующиеся подробностями аферы Корнилова, найдут их в моей книге «Прелюдия к большевизму», где приводятся исчерпывающие документальные свидетельства.