Годы риса и соли - Ким Стэнли Робинсон

Иванг отложил работу и подошёл к стене, заставленной коробками. Протянул Бахраму небольшой кожаный кошель, тяжёлый от веса мелких свинцовых бусин.

– Золото растёт в земле, – сказал он. – Сам Ар-Рази не смог бы вырастить его в горниле.

– Калид бы с этим поспорил. Да и Ар-Рази жил давным-давно. Он не мог добиться температур, которые доступны нам сейчас.

– Пусть так, – Иванг был настроен скептически. – Передай ему, чтобы был осторожен.

– Чтобы не обжечься?

– Чтобы хан его не обжёг.

– Ты придёшь посмотреть?

Иванг неохотно кивнул.

Наступил день демонстрации, и великий Калид Али Абу аль-Самарканди нервничал; Бахрам вполне понимал, почему. Если хан Сайед Абдул-Азиз, правитель Бухарского ханства, человек невероятно богатый и влиятельный, решит оказать поддержку начинаниям Калида, всё будет хорошо; но такого человека было опасно разочаровывать. Даже его ближайший советник, министр финансов Надир Диванбеги, всеми правдами и неправдами старался не огорчать его. Вот недавно, например, по приказу Надира построили новый караван-сарай в восточной части Бухары, и хана пригласили на церемонию его открытия, а он, будучи человеком по своей природе не самым внимательным, поздравил их с открытием прекрасного медресе; вместо того, чтобы поправить его, Надир приказал переоборудовать комплекс в медресе. Вот каким человеком был хан Сайед Абдул-Азиз, и именно ему Калид собирался продемонстрировать свой эликсир. Этого хватило, чтобы у Бахрама скрутило живот и участился пульс, и хотя голос Калида звучал, как всегда, резко, нетерпеливо и уверенно, Бахрам заметил, что его лицо необычайно бледное.

Но он много лет работал над проекцией и изучил все алхимические тексты, которые смог найти, и даже книги, приобретённые Бахрамом в караван-сарае у индуистов, включая «Книгу об окончании поиска» Джилдаки, «Книгу весов» Джабира, «Тайну тайн», когда-то считавшуюся утерянной, и китайский «Справочник для проникающих в реальность»; и обширные мастерские Калида были оборудованы для того, чтобы производить необходимое количество перегонок при высоких температурах и с сохранением хорошей чистоты, все семьсот семьдесят семь раз. Две недели назад он объявил, что его последние эксперименты принесли плоды, и теперь всё было готово к публичной демонстрации, на которой, разумеется, должно было присутствовать правящее лицо, без чего демонстрация не имела бы значения.

И Бахрам бегал, сломя голову, по комплексу зданий, где жил Калид, на северной окраине Самарканда, раскинувшегося вдоль берегов реки Зеравшан, которая снабжала энергией литейные цеха и многочисленные мастерские города. Стены вокруг этого комплекса были обложены громадными кучами угля, ждущими сожжения, а внутри располагалось несколько зданий, сгруппированных на некотором отдалении вокруг центральной рабочей зоны, дворика, где повсюду стояли чаны и выцветшие соляные ванны. Несколько зловонных запахов сливались в общий резкий запах, столь характерный для дома Калида. Помимо всего прочего, он был главным металлургом и поставщиком пороха в ханстве, и эти практические направления давали ему возможность заниматься алхимией, которая была его главной страстью.

Бахрам лавировал среди завалов, проверяя, чтобы демонстрационная зона была готова. Длинные столы в мастерских с открытыми стенами ломились от аккуратно расставленного оборудования; стены были увешаны ровными рядами инструментов. Главный атанор[20] ревел от жара.

Но Калида нигде не было. Рабочие его не видели, Эсмерина (жена Бахрама и дочь Калида) тоже. Дом, расположенный в дальней части комплекса, казался пустым, и никто не откликался на голос Бахрама. Он начал сомневаться, уж не сбежал ли Калид от страха.

Но потом Калид объявился, выйдя из библиотеки, расположенной рядом с его кабинетом, единственной комнатой в комплексе, где дверь запиралась на замок.

– Вот ты где, – выдохнул Бахрам. – Хватит, отец, Ар-Рази и Мария Еврейка тебе сейчас не помогут. Пришло время показать всему миру проекцию, как она есть.

Калид, не ожидавший его здесь увидеть, сдержанно кивнул.

– Я заканчивал с приготовлениями, – сказал он.

Он повёл Бахрама в печной сарай, где мехи, приводимые в действие водяным колесом на реке, качали воздух в ревущие очаги.

Хан со своей свитой прибыл довольно поздно, когда день уже близился к концу. Под топот копыт прискакали двадцать всадников, сверкая пышным убранством, а за ними караван верблюдов в пятьдесят голов, взмыленных от галопа. Хан соскочил со своего белого коня и пересёк двор в сопровождении Надира Диванбеги и нескольких придворных чиновников, следовавших за ним по пятам.

Калид попытался торжественно поприветствовать хана, преподнеся в дар одну из самых дорогих ему алхимических книг, но Сайед Адбул-Азиз перебил его.

– Показывай, – приказал хан, взяв книгу, не глядя.

Калид поклонился.

– Я использовал дистиллятор, который называется «пеликан». Исходное вещество представлено в основном кальцинированным свинцом с незначительной примесью ртути. Они были проецированы в процессе длительной дистилляции и повторной перегонки, пока пеликан не пропустил всё вещество семьсот семьдесят семь раз. К этому моменту дух льва – или, выражаясь более обывательскими терминами, золото – конденсируется при максимальном нагреве атанора. Теперь мы наливаем волка в этот сосуд, помещаем его в атанор и ждём час, помешивая в течение этого времени семь раз.

– Показывай.

Подробности явно уже наскучили хану.

Без лишних слов Калид повёл их в печной сарай, где его помощники отворили тяжёлую прочную дверцу атанора, и Калид, выждав, пока гости пощупают и со всех сторон осмотрят керамическую чашу, взялся за щипцы и влил в чашу серый дистиллят, после чего поместил поднос в атанор и задвинул в точку наивысшего жара. Воздух над печью задрожал; мулла Сайеда Абдул-Азиза взялся читать молитву, а Калид неотрывно следил за секундной стрелкой своих самых точных часов. Каждые пять минут он делал знак рабочим, которые открывали дверцу и вынимали поднос, и Калид своим ковшом перемешивал жидкий металл, теперь светящийся оранжевым, семь раз по семь круговых движений, а затем поднос снова погружался в жар огня. В последние минуты процедуры стало так тихо, что слышно было потрескивание древесного угля во дворе. Вспотевшие наблюдатели, среди которых были и знакомые горожане, следили, как тикают секунды последней минуты часа в молчании, подобном суфиям в безмолвном трансе или, подумал Бахрам с нехорошим предчувствием, ястребам, высматривающим жертву на земле с неба.

Наконец Калид кивнул рабочим, самолично большими щипцами снял чашу с подноса и отнёс её на стол во дворе, расчищенный специально для этой демонстрации.

– Теперь сливаем шлак, великий хан, – он вылил расплавленный свинец из чаши в каменную лохань на столе. – И на дне мы увидим… ах…

Он улыбнулся, вытер лоб рукавом и кивнул на чашу.