В Москве-реке крокодилы не ловятся - Федора Кайгородова

— Мы с вами вчера не познакомились! — просто сказала она, протягивая руку, что, в общем — то, среди дам не принято. — Софья Вячеславовна! А вы, как я слышала, Наташа? — она подошла к самому основанию лестницы.

Я поставила зеркало уголком на ступеньку, придерживая его другой рукой. А сама протянула руку с нанизанной на палец чашкой. Она довольно доброжелательно улыбнулась, взглянув на чашку и не убирая своей руки.

— Ой! — отдернула я руку и начала сдергивать посудину с большого пальца, но та теперь прочно застряла.

И тут завхозова краса и гордость, я имею в виду зеркало, медленно отделилась от перил и полетела мимо нас, перескакивая через ступеньки. Капитанова жена едва успела отскочить в сторону, как зеркало, долетев до последней ступеньки в гробовом молчании, удар — рилось об пол. Еще целое мгновенье оно было целым. Потом раздался страшный грохот — по натертой палубе разлетелись тяжелые куски старинного стекла.

У нас еще не прошел столбняк, а завхоз уже приступил к непосредственному исполнению своих служебных обязанностей. Делал он это с огромным вдохновением.

— Та — ак! — закричал он откуда — то издалека. — Портим казенное имущество? — с ехидным проворством он уже бежал к нам, перебирая короткими ножками. — Та — ак, скоро на судне останемся только мы с капитаном, да пустые котлы! Если каждый начнет бить зеркала? — с обидой кричал он, глядя на меня. — Если каждый…

— Я заплачу! Заплачу! — между тем говорила я, растерявшись от непоправимости произошедшего события.

Я сошла со ступенек и начала собирать осколки, пытаясь запихнуть их в чайную чашку, которая теперь сама сползла с моего пальца.

Капитанова жена, довольно высокая женщина, смотрела сверху вниз на всю эту сцену.

— А ну, брысь! — вдруг сказала она, поворачиваясь в сторону Картова.

— Не понял! Софья Вячеславовна! — завхоз принял стойку суслика в жаркой пустыне.

— Брысь, я сказала! — повторила она. — Ты кто такой?

— Я заместитель капитана по хозяйственной части, — ответил, юля глазами, Картов. — Я должен, я обязан…

— Вот и сиди в своей норе, если ты завхоз! — сказала жена.

— Не понял, Софья Вячеславовна! Это мой долг — следить за порядком! — задирая голову вверх, промямлил Картов.

— Твой долг — обеспечить всем необходимым матросов, а не орать из — за списанного зеркала!

— Как же так? Софья Вячеславовна? Как же так? Это же имущество! Я не знал, что оно списано! — сказал Картов. — Это, может, на других кораблях списано, а у нас…

— Я на этом судне каждый винтик знаю и каждого прыща! — ответила капитанова жена. — Так что, иди, подобру — поздорову!

— Слушаюсь! Софья Вячеславовна! — ответил Картов, приложил руку к козырьку несуществующей фуражки и растворился в пространстве, как исчезает призрак.

— Пойдем, Наташка, кофейку бабахнем! — сказала капитанова жена, беря меня под руку.

— А как же это? — спросила я, показывая на осколки. — Я сейчас уберу и приду.

— Еще чего! — возмутилась Софья. — Вестовой! — раздался ее громовой голос. — Пач — чему здесь грязь? Пач — чему осколки под ногами хрустят? — закричала она на весь коридор и, взяв меня под руку, потянула на камбуз.

Аромат хорошего кофе носился сегодня по кают — кампании, как незримый дух, казалось, им были пропитаны не только стены, но и лоснящиеся щеки кока. Я втянула носом воздух и огляделась: туда ли мы попали? Камбуз и передник Иван Иваныча сверкали чистотой, а его лицо украшала самая свежая выбритость. Столы выглядели, как только что выкрашенные. На стене красовалось цветное меню, на полу — резиновый коврик. И что уж было совсем невероятно — лысую голову кока украшал белоснежный поварской колпак! Я думаю, что Иван Иваныч его надевал только в дни приезда жены капитана, поэтому он отличался такой первозданностью.

— Значит, ты журналистка? Собираешь материал для репортажа? — спросила капитанова жена, когда мы сели за столик в кают — кампании, за которым кофе очутился раньше, чем мы успели положить локти на стол.

— Пытаюсь! — не слишком охотно откликнулась я, втягивая в себя пену превосходно сваренного напитка.

— Следствие — то как продвигается? — самым обычным голосом спросила Софья, как будто продолжая разговор на ту же тему.

— А что? Это так заметно? — также, не меняя тона, ответила я.

— Ну я же не вчера родилась! — ответила она. — Я же не мой муж — простофиля, которого так легко вокруг пальца обвести! Я сужу по внешним обстоятельствам, а они таковы, что наводят на определенные размышления.

— В частности?

— В частности, что ты занимаешься следствием! По доброй воле, либо по заданию — вот этого сказать не могу.

Я принялась внимательно разглядывать узор на чашке, делая вид, что не слышала ее вопроса. А это был, конечно, вопрос.

— Значит, по заданию! — ответила она за меня. — Это внушает определенный оптимизм, что ты не одна этим занимаешься! — Софья кивком указала коку на пустые чашки, и они незамедлительно были наполнены снова.

Мне показалось, что Иванец слишком усердно вертится возле нашего столика, прислушиваясь к разговору, и я сменила тему.

— А не могли бы вы мне побольше рассказать о юности Александра Александровича? Эти мужчины так забывчивы! — несколько театрально произнесла я.

— Конечно, конечно, дорогая! — подхватила Софья, бросив быстрый взгляд на Иван Иваныча. — Я уверена, что он не говорил о такой затейливой детали биографии, как работа грузчиком в порту.

— Нет! Конечно, не говорил, — ответила я, изображая крайнюю заинтересованность. — Это так любопытно!

— Пойдемте, я вам расскажу! — сказала капитанова жена, увлекая меня с камбуза, когда мы уже прикончили по второй чашке кофе.

Мы прошли длинный пустой коридор. По обе его стороны шли ряды плотно закрытых дверей. Здесь не было жилых помещений — все каюты находились на втором этаже. От зеркальных осколков не осталось и следа. Мы вошли в прачечную и остановились возле ряда шкафов — похоже, что прачечная была самым уединенным местом на корабле.

— Наташа! Вот что я вам скажу по дружбе! — сказала Софья серьезным голосом. — Я многое повидала в жизни. Зря вы за это взялись! Будь вы постарше, вы бы поняли, что зря. Черт с ним, с убийцей — бросайте, пока не поздно! — она резко оглянулась, и я вздрогнула.

Дверь прачечной хлопнула пушечным выстрелом. Мы выскочили в коридор, но там никого не было. Похоже, прачечная на этом корабле также стала эпицентром каких — то важных событий.

— Товарищ капитан! — звонко, как на плацу, закричал матрос, обращаясь к Седову. — Разрешите доложить! Прибыла команда для сопровождения крокодила!

— Ты можешь не орать, голубчик? — спросил капитан, недовольно глядя на вытянувшегося перед ним молодого матроса. — И не надо докладывать по всей форме — мы не на военном корабле! Передай, чтобы грузили.