Крепость тёмная и суровая: советский тыл в годы Второй мировой войны - Венди З. Голдман

государством категории карточной системы, входили черные и серые рынки. Роль рынка внутри этой системы неоднозначна. С одной стороны, он давал крестьянам и огородникам стимул производить больше продуктов для продажи и позволял обычным людям обменять имеющиеся у них вещи на то, в чем они нуждались. С другой – рынок паразитировал на карточной системе, провоцируя воровство и спекуляцию и сокращая фиксированный объем запасов, предназначенных для рядовых граждан.

Некоторые историки рассматривают военные годы как ключевой период для созревания нового класса «дельцов» черного рынка[632]. По словам историка В. С. Пушкарева, чиновники «приватизировали» или крали столько отпускаемых по нормам продуктов, что рядовым гражданам приходилось покупать по рыночным ценам продукты и товары широкого потребления, которые они должны были получать по карточкам. Категория «дельцов», состоявшая из связанных между собой сотрудников торговых ведомств, государственных служащих и партработников, продолжала процветать и в послевоенное время, образовав привилегированный «новый класс», в конечном счете «приватизировавший» общественное достояние и ускоривший крах социализма. Люди, которых прозвали «торговой мафией», распоряжались государственными запасами как личной собственностью, разновидностью «теневого капитала»[633]. Однако такая логика не вполне объясняет принципы накопления капитала, существовавшие в Советском Союзе в годы войны. Во время войны чиновники на местах обеспечивали себя и тех, кому покровительствовали, но не могли превратить нажитое в «капитал». Как показывает составленный Волиным перечень конфискованного имущества, чиновники, совершавшие крупные кражи, преобразовывали прибыль главным образом в продовольствие или деньги, то есть ненадежные формы накоплений. Огромные запасы продуктов портились, а деньги нельзя было вложить в принадлежащую государству и управляемую им промышленность, землю, акции или недвижимость. Коротко говоря, ни деньги, ни продукты не могли послужить основой для нового класса.

14 декабря 1947 года государство намеренно обратило в ничто нечестный заработок, вырученный многими за годы войны, проведя организованный обмен старых рублей на новые. Признав, что спекулянтам удалось нажиться за счет населения, правительство объявило, что все наличные деньги подлежат обмену по курсу один новый рубль к десяти старым. Банковские вклады были более защищены: накопления суммой до 3000 рублей обменивали по курсу один к одному; от 3000 до 10 000 рублей – по курсу два новых рубля за три старых, а более 10 000 рублей – по курсу один новый рубль за два старых. Реформа в наименьшей степени затронула рабочих и рядовых горожан, у которых на руках было мало наличных денег, хотя они и потеряли две трети номинальной стоимости государственных облигаций, приобретенных ими во время войны и в первые послевоенные годы, когда началось восстановление страны. Владельцы крупных банковских вкладов (только у 3,7 % вкладчиков на счету было более 10 000 рублей) и наличных денег, наоборот, многое потеряли. Среди крестьян мало у кого имелись накопительные счета, а подавляющее большинство жили в крайней бедности, но все они лишились 90 % денег, заработанных на рыночной торговле. Самый сокрушительный удар реформа нанесла по ворам и спекулянтам: они не относили выручку в банк, поэтому накопленные ими наличные деньги резко обесценились. Одним стремительным ударом государство смело награбленное за годы войны, а заодно и группы, наживавшиеся за чужой счет[634].

Невозможно подсчитать точно, какое количество продуктов из выделенных рабочим запасов пропадало из‐за самоснабжения, незаконного распределения или воровства. Рабочих было много, а чиновников мало: даже если бы руководители и чиновники, присвоившие продукты для своих отдельных столовых, вернули бы их в общий котел, десятки тысяч рабочих не ощутили бы существенной разницы. Куда значительнее были потери от воровства в подсобных хозяйствах и незаконного распределения. Однако главная причина иссушившего страну голода заключалась в дефиците продовольствия, обусловленном вторжением фашистов. Война требовала огромных жертв, и большинство людей терпеливо переносили лишения, веря, что они необходимы. Но терпеть стремление к личной выгоде за счет других люди не собирались. Гнев рабочих и рядовых граждан объяснялся глубоко укоренившимся в сознании представлением о равенстве, отразившимся и в заключительных строках письма Ивана Беднова:

Решаясь писать это заявление я долго колебался, но один случайный разговор с рабочим утвердил меня окончательно в этом мнении описать это кратко и послать в ЦК ВКП(б). Ведь все это рабочие валят на советскую власть, ругают ее, винят ее, т. е. советскую власть, а я ее завоевывал еще в Октябре 1917 г. И она для меня дороже всего на свете, т. к. она моя и я бы отдал за нее свою жизнь[635].

Глава 5

«Всё для фронта»: вольнонаемные, заключенные, ссыльные

Это значит, что фронт и тыл представляют у нас единый и нераздельный боевой лагерь, готовый преодолеть любые трудности на пути к победе над врагом.

И. В. Сталин[636]

В годы войны известный лозунг «Всё для фронта!» смотрел отовсюду: с плакатов, со страниц газет, с транспарантов, украшавших улицы и заводы. За ним стояло нечто большее, нежели обращенный к советским гражданам воодушевленный призыв помогать Красной армии. Этот лозунг точно описывал, как потребности фронта коренным образом изменили повседневную жизнь обычных людей. В годы войны советская власть создала систему труда, аналогов которой не существовало ни в других участвовавших в войне странах, ни ранее в самом СССР. Ни в какой другой период до или после войны советское государство не обладало таким контролем над трудовой деятельностью граждан. Пока шли бои, государство мобилизовало почти пятнадцать миллионов вольнонаемных на постоянную или временную работу. В 1942 году, когда массовая мобилизация достигла пика, на работу отправили почти четыре миллиона человек, а в 1943 и 1944 годах лишь немногим меньше[637]. Государство массово направляло молодежь в ремесленные училища. Оно ссылало целые народности, превращая их в спецпоселенцев, вступающих в так называемую трудармию, и использовало труд заключенных ГУЛАГа в оборонной промышленности, на строительстве, в горнодобывающей и нефтяной отраслях, на лесозаготовках.

Рабочих рук не хватало во всех воюющих странах, но Советский Союз нуждался в них особенно остро. И США, и Великобритания могли нанять на оборонные заводы рабочих, лично и добровольно принимавших решение перейти на новое место. Правительства обеих стран поощряли массовые кампании по привлечению людей к трудовой деятельности, но решение об устройстве на работу каждый принимал сам, выбирая себе место по желанию. Нацистская Германия, в силу идеологических причин вынужденная оставлять женщин дома и боявшаяся спровоцировать повторение революционных событий времен Первой мировой войны, заменила ушедших на фронт солдат 5,5 миллионами «остарбайтеров», то есть пленных рабочих, вывезенных с оккупированных территорий, а также узниками концлагерей и еврейских гетто[638]. Рабский труд применяла и Япония, используя для этого