Нелюдь - Юлия Латынина

Но три часа назад губернатор Шан Шаннери уволил Лестера-семьдесят пятого, и это означало смерть. Никто никогда не пошлет на Крийну личинку, которая провалила работу.

Маленький крийн с панцирем, раскрашенным в красно-желтый цвет Службы Новостей, не был от рождения ни глупцом, ни негодяем, ни доносчиком. Он просто очень хотел жить, и всем было известно, что жизнь полагается в награду за абсолютную покорность.

Губернатор отнял у него жизнь, и в абсолютной покорности больше не было смысла.

– Я нахожусь на площадке перед оцеплением, – сказал Лестер-семьдесят пятый, – дорога к резиденции губернатора перекрыта, перестрелка звучит постоянно, только что несколько раз на горе стрелял танк. Количество нападающих неизвестно, но их может быть несколько тысяч. По крайней мере часть из них – барры. Военные не имеют связи между собой и, похоже, не понимают, что делать.

* * *

В десяти метрах от красно-желтого крийна стоял человек по имени Арман Лесь. Арману было шестьдесят лет, и сорок пять из них он работал садовником. Он украшал сады в кварталах барров и в кварталах людей – он выращивал ветви на стенах и цветы на коврах. Последние полгода Арман работал на губернатора, и это ему не нравилось, потому что, когда он пришел работать на госпожу Илену, госпожа Илена улыбнулась ему и дала ему денег со словами: «А это сверх», а когда его привели работать на губернатора, фирма послала его даром, потому что в фирму пришла Служба Опеки и потому что неделю назад губернатор обругал его за то, что в кабинете из стен росли лилии, и велел поставить панели с требеллией, а когда Арман поставил панели с требеллией, губернатор оборвал с панели цветы и ударил Армана по лицу со словами: «Урод! Бандит! Не умеешь работать!»

Сегодня утром Арман приехал, чтобы убрать панели с требеллией и поставить другие, с лоеллианским астениусом, но охрана не пустила его наверх, а потом наверху стали стрелять. Таких, как Арман, было человек сорок, и толпа все росла, потому что многие, заслышав о стрельбе на горе, решили посмотреть на все собственными глазами.

Арман стоял совсем близко от красно-желтого крийна, но он не видел его, потому что крийны невысоки. Арман смотрел на наручный комм, по которому передавали новости. У комма Армана собралось человек пять. Когда новости кончились, Арман удивился, потому что он был садовник, а не журналист, и, хотя он стоял у горы даже дольше маленького крийна, он никак не мог понять, что происходит.

Теперь крийн из Службы Новостей с необычайной ясностью сформулировал это для него. Злодеев много, губернатор в жопе, а охрана не знает, что происходит.

Арман Лесь, шестидесятилетний мирный садовник, всю жизнь не державший в руках ничего страшнее лазерных ножниц, вдруг обнаружил, что в глубине души он горячо желает успеха злодеям.

* * *

Ван Эрлик лежал ничком. Его подташнивало, и с ногой было явно неладно. Ван Эрлик видел, как упала безголовая туша, и понимал, что Дом Келен цел.

К сожалению, это мало что значило.

Один штурмовик был мертв, но два остальных живы, и они уже должны были прийти в себя. Плазменный шнур вряд ли вывел из строя сенсоры брони. Он ударил по сетчатке людей, как если бы штурмовики без предупреждения взглянули на голубое солнце; но сетчатка должна была восстановиться, а в крайнем случае «Шелом» мог передавать данные в мозг напрямую.

Ван Эрлик не шевелился, и штурмовики – тоже. Как ни был остер его слух, их сенсоры были острее. Их оставалось двое из трех, связи с дежуркой не было, но их броня была не повреждена, оружие – не тронуто, и они наверняка видели, что случилось с их товарищем, и понимали, что противник жив и смертельно опасен.

Не каждый человек с игрушечным «Харальдом» умудрится застрелить бойца в «Шеломе». Это все равно что перочинным ножичком зарезать барра.

– Кел? – прошептал ван Эрлик.

Он знал, что штурмовики услышат его, но выхода не было. Вряд ли они поймут, с кем он говорит.

«Я здесь», – голос возник прямо в голове, словно слова были камешками, которые кто-то бросал в ухо. «Чеслав и Денес в лаборатории, на первом этаже. Губернатор с ними. Чеслав плох. В диспетчерской – оператор и с ним еще двое. У них есть броня, но они никуда не хотят идти. Они надели броню, стали спиной друг к другу и наставили стволы на дверь. Еще в доме есть посетитель, крийн, которому губернатор давал интервью. Он забежал в комнату, которую вы используете, когда хотите удалить из тела отходы, закрыл дверь и забился под одно из устройств. По-моему, он не хочет, чтобы его нашли».

– Ты цел?

Пауза.

«Мне плохо, но лучше, чем утром. Утром я был твердый. По правде говоря, это было… глупо. Я думаю, что в будущем я научусь использовать столько энергии внутри меня рациональней…»

Дом Келен замолк и вдруг сказал:

«Они слышат, что ты говоришь. Один спрашивает другого: «С кем он говорит?»

– Это не твое дело, с кем я говорю! – громко заорал ван Эрлик.

Череда вспышек ударила слева, в воздухе замерцал белый дым, и ван Эрлик снова заорал:

– Придурок, не стреляй, все на хрен взорвемся!

– Кел, ты можешь…

«Запороть им сенсоры? Как вверху? Нет. Я пытался, но они… полностью изолированы от внешней среды. Здесь множество механизмов. Если бы ты объяснил мне, что делать, может, я мог бы полакомиться чем-то из них?»

Ван Эрлик подавил горький смешок. Он вряд ли мог объяснить Дом Келену, как взорвать генератор. Для этого надо было всего лишь объяснить Дом Келену, как он устроен, а это было все равно что научить человека перестраивать свое тело по команде коры головного мозга. К тому же, что бы Дом Келен ни испортил в реакторном зале, это убьет человека без брони куда быстрее человека в броне.

– Эй, Эйрик, – закричали снизу, – я заместитель начальника личной охраны губернатора. Это недоразумение. Мы не хотели зла. Мы пришли поговорить. А эти сумасшедшие барры начали палить во все стороны. Ты знаешь, каковы барры.

Желудок пронзила мучительная боль, и ван Эрлика вывернуло чем-то мучнистым и серым.

– Эй, Эйрик, ты скоро сдохнешь, – заорал второй штурмовик.

– Если ты поднимешь руки и станешь на край, пока мы будем подниматься вверх, я клянусь, что не трону тебя! – закричали снизу. – Мы сдували пылинки с твоих людей!

Ван Эрлика вырвало снова.

«Эйрик! Эйрик!» – плеснул в уши отчаянный крик харита.

В следующую секунду загрохотало. Внизу, под конусом генератора, вспыхнули две голубые точки и рванули вертикально вверх.

Эта модификация «Шеломов» все-таки умела летать. Просто движители у них были ранцевые, и штурмовики боялись, что вспышка их выдаст.

Эйрик выстрелил, но луч «Харальда» рассыпался о броню, как горстка песка.

Движки потухли, и Эйрик услышал тяжелый грохот сапог о железо. Что-то двинулось из тьмы с чудовищной скоростью; стальные пальцы вырвали бластер из рук, сминая ствол.