И оживут слова - Наталья Способина

Или это так сложно: подумать о ком-то, кроме себя?!

Я попыталась ответить, но получилось только мычание. Раньше, когда я видела подобные сцены в фильмах, всегда возмущалась: почему жертва просто не укусит того, кто закрывает ей рот? В этот момент я поняла, что в фильмах не всегда врут. Когда ладонь прижата ко рту так крепко, тут не только укусить – тут вдохнуть толком не можешь. Даже носом. Однако мое возмущенное мычание возымело действие – Альгидрас убрал руку.

– Ты не имеешь права так со мной разговаривать, – зажмурившись, выдавила я. – Ты ничего обо мне не знаешь. Ты неизвестно почему зол на Всемилу и выливаешь это на меня! Тебе не кажется, что так нечестно? Я едва с ума не сошла, когда здесь оказалась. Мне не нравится здесь! Я вообще не понимаю, как это произошло. Я не понимаю Радима, не понимаю Добронегу. Я с ума схожу от этих недомолвок. Я совсем одна здесь! Уж ты-то должен это понимать. Ты тоже здесь чужак!

Я осознавала, что говорю слишком быстро и Альгидрас вряд ли понимает и половину моего бреда. Выдохшись, я замолчала и набралась храбрости посмотреть на него.

– Хорошо, – наконец произнес Альгидрас. – Ты сейчас просто успокойся, ладно?

– Да хватит тебе разговаривать со мной как с сумасшедшей. Я спокойна, – устало произнесла я. – Я просто не знаю, что мне делать.

Альгидрас отстранился. Я поняла намек и выпустила его плечи.

– Спрашивай, что хотела, – негромко проговорил он и снова потрепал по ушам Серого, замершего рядом с нами во время предыдущей сцены.

– Ты мне веришь? – спросила я о самом важном на тот момент.

Он коротко кивнул, не поднимая головы. Я облегченно выдохнула и только тут осознала, насколько боялась его ответа. От облегчения мне захотелось взлететь.

– Тебя это не удивляет?

– Нет, – все так же глядя на Серого, ответил Альгидрас.

– Почему?

– Потому что легенды и предания не всегда врут, – устало вздохнул он.

– Только не говори мне, что я затесалась в местные легенды, – нервно усмехнулась я.

– А еще Серый, – не отреагировав на мою усмешку, ответил Альгидрас. – Всемила взяла его на псарне щенком. Сама выбрала и выкормила. Он не мог на нее броситься.

– Тогда почему ты так злишься на меня, если знаешь, что я не она?

Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, прежде чем ответить. Когда он заговорил, его голос прозвучал глухо:

– Потому что я мог ошибаться. И… я не злюсь. Я просто… Не злюсь, поверь.

Пока я переваривала услышанное, Альгидрас добавил:

– Ты спрашивай, что хотела, мне уходить надо. Я не могу здесь долго.

– Ты ведь побратим Радимира, так?

Он кивнул, подтверждая очевидный факт.

– Это же родство сильнее кровного?

Снова кивок.

– Значит, ты с ней, ну, то есть мы с тобой тоже вроде как брат и сестра, так? Почему же мы не можем быть одни в закрытом дворе? Что происходит?

– Это старая история. Просто запомни, что нам лучше не оставаться одним. Это… странно будет для всех.

– А тебе не кажется, что я должна узнать об этой старой истории? Она же и меня теперь касается.

– Там нечего рассказывать. Просто однажды Всемила… В общем, она привыкла как в куклы играть… людьми. Радим ее баловал… Но там… по-иному не мог он. И один раз она… так все обернула, что Радим неверно понял, и я побратима чуть не лишился. И не хочу, чтобы еще раз так. А Всемила после того раза… Ну…

Альгидрас совсем запутался в словах, и его акцент стал гораздо заметнее, как тогда перед князем. Я вдруг подумала, что ему приходится во второй раз за сегодняшний вечер отвечать на очень неприятный для себя вопрос. И он снова не знает, как ему лучше ответить.

– Ты мне просто скажи, чтобы я понимала, как мне себя вести… Ты любил ее?

Альгидрас неожиданно рассмеялся и тут же схватился за повязку на шее, чуть сморщившись.

– Смешная ты… По делу спрашивай!

– Я должна знать, что между вами произошло! Я понятия не имею, как себя с тобой вести. Ты то говоришь по-человечески, а то шарахаешься от меня, как от заразной. Что мне-то делать?

– Вести себя как она.

– Как?! – воскликнула я.

– Ти-ше! Обычно она говорила что-то злое. Но лучше всего будет, если ты просто не будешь меня замечать. Я сюда почти не хожу, это будет несложно.

– Я не хочу «говорить тебе злое», – передразнила я. – У меня к тебе куча вопросов! Я не хочу не замечать тебя!

– Не делай хуже! – Альгидрас посмотрел на меня долгим взглядом и обреченно вздохнул: – Давай так: сейчас я отвечу на все вопросы… на какие смогу, но завтра все будет, как я сказал.

– Альгидрас! – с мольбой протянула я.

– Спрашивай, иначе я ухожу!

– Сколько тебе лет? – выпалила я.

Альгидрас озадаченно моргнул и посмотрел на меня как на умалишенную, но все же пояснил:

– Весен или зим. Не лет. Девятнадцать.

– Сколько? – в ужасе воскликнула я.

– Ти-ше! – снова взмолился Альгидрас, бросив быстрый взгляд на темный дом. – Девятнадцать. А что?

Я всхлипнула на грани между смехом и слезами. Почему-то факт того, что он моложе меня на пять лет, стал последней каплей. Я понимала, что думаю совсем не о том, но, видимо, мой мозг решил начать разбираться сначала с девчачьими проблемами, а уж потом с мировыми.

– Я, конечно, видела, что ты совсем мальчишка, но чтобы настолько… Ужас! – простонала я, перебирая в уме следующие вопросы.

– Мальчишка? – искренне возмутился Альгидрас, только подтвердив мой тезис: мальчишка и есть. – Мальчишка – это… это… двенадцать!

Я помотала головой, чтобы не ляпнуть что-нибудь еще.

– Не обижайся. Просто я привыкла к тому, что девятнадцать… это… ну… мало.

– Тогда тебе придется привыкнуть, что девятнадцать – это много. Радим в девятнадцать уже воеводой был. У других уже семеро по лавкам…

«А у тебя никого», – мелькнуло у меня в голове, и тут же вспомнились слова князя Любима… «Последний в роду».

– Хорошо, – кивнула я. – Запомню…

– Хорошо, – кивнул Альгидрас в ответ, кажется, несколько удивленный тем, что я так быстро согласилась.

В наступившей тишине я услышала, как оглушительно стрекочут сверчки, громко сопит Серый у ног Альгидраса, тычась мордой тому в ладонь, и где-то далеко на разные голоса лают собаки. И тут я поняла, что смущало меня в этом лае, еще когда мы шли с Миролюбом и Добронегой по улицам: обычно собаки либо не лаяли вообще, либо лаяли за воротами, совсем рядом.

– Расскажи про собак. Они каждую ночь бегают по улицам?

– Да. Каждую ночь по стене ходит дозор, а по улицам – псы из общей псарни.

– Вот почему лаял Серый! Я сидела как-то ночью на крыльце и слышала, как он то и дело бегает к воротам и лает. Только… я все равно не понимаю. Сегодня я бежала к твоему дому, а ни одна из собак на меня не залаяла из-за ворот. Вы их всех на ночь на псарню отводите?

– Нет, просто свирские псы нападают без лая. Лают только со злобы. А в бою – нет.

– То есть, если бы я вышла за ворота вчера, я бы даже не услышала, что меня собираются съесть? – попробовала пошутить я.

– Никогда не выходи за ворота после темноты, – серьезно произнес Альгидрас.

– Но почему Радим спускает псов?

– Свирь – застава. Ее не раз пытались взять. Всемилу похитили из этих стен в разгар праздника.

– Ее не похищали, Альгидрас, она сама ушла. Я, наверное, выгляжу сумасшедшей… Попытаюсь объяснить. Я отдыхала с подругами у моря. Потом начался шторм, меня смыло с пирса, и ночью вы меня подобрали. Я понимаю, что это звучит бредом, и допускаю, что ты можешь мне не верить, – я вздохнула, собираясь с мыслями. – Я писала книгу. Обычный роман, ничего особенного, но он был про Свирь. Я до этого ни разу не была в Свири. Господи, я из другого века! Ты, наверное, сейчас вообще ничего не понимаешь из моих слов, да?

Альгидрас слушал очень внимательно, наморщив лоб. В ответ на мою последнюю реплику он осторожно произнес:

– Все слова не понимаю – ты говоришь быстро. Но общее понял.

– Повторить медленнее? – я попыталась выдавить улыбку и почувствовала, что губы дрожат. То ли от холода, то ли от напряжения.

– Нет, – забывшись, Альгидрас мотнул головой и тут же снова коснулся шеи, чуть