Скульптор твоего тела - Игорь Евгеньевич Журавлёв

от даже великолепной подделки по, казалось бы, незаметным мельчайшим деталям? Вот и здесь, примерно, так же. Если такой специалист внимательно посмотрит на человека, внешность которого изменилась и это известно, то сразу отличит руку хирурга от руки Скульптора.

Ну, надо же, подумал я, просто охренеть можно! И в этот момент открылась дверь, и вошел парень в строгом костюме и с подносом. Я ошибся, у полковника была не секретарша, а секретарь.

Парень ловко расставил чашки, чайник и что-то в вазочке и на тарелке на столике в углу кабинета, рядом с которым стояли два кресла. Повернулся к полковнику и тот кивнул:

— Спасибо, Сергей. Пока свободен.

Тот, как молча зашел, так молча и вышел.

— Прошу вас, Олег Игоревич, — церемонно пригласил меня хозяин кабинета, вставая и протягивая руку в сторону расставленного угощения.

Я тоже встал и вместе с ним прошел к столику. К чаю было варенье, печенье и четыре бутерброда с красной рыбой.

— Угощайтесь, Олег Игоревич, у вас ведь с обеда крошки во рту не было, а время уже позднее.

— Следили за мной? — я, не чинясь, ухватил ближайший бутерброд. Аппетит и правда, прорезался совершенно неожиданно. До того, как я не увидел угощения, был уверен, что не голоден. Ну, или просто не до этого было.

— Само собой, — согласился Матвей Васильевич, осторожно беря печеньку. — Работа у нас такая. Нужно было все проверить самым тщательным образом и только после этого приглашать вас на разговор. А уж когда поняли, что вы Скульптор, то и охранять вас стали не хуже, чем Президента. Кстати, заметили что-нибудь в последние дни?

— Нет, — честно признался.

— Значит, хорошо работали, — улыбнулся полковник. — Будем надеяться, что не заметили и те, кто, возможно, уже знает о вас.

У меня чуть кусок в горле не застрял.

Глава 18

Не знаю почему, но я не боялся. Злость и раздражение от того, что теперь моя жизнь опять круто изменится, конечно, присутствовали. А вот страха не было. Я все ждал, когда же зайдет речь об адамах, но полковник или не знал, или специально эту тему не затрагивал. В то, что никто в мире, кроме самих адамов, не знает об их существовании, верилось с большим трудом. А если точнее, то совсем не верилось, такого просто не может быть. Но полковник мог и не знать, скажем, не его уровень доступа, он знает только то, что ему положено по допуску и не более.

Доев третий бутерброд и запив его чаем, вкуса которого так и не понял, я спросил:

— Ну и что дальше?

— Дальше, — вздохнул полковник, я уже заметил, что он часто вздыхает. Интересно, это специально, чтобы показать, как ему не нравится то, что он вынужден делать со мной, или просто привычка такая?

— Теоретически, вас надо спрятать подальше так, чтобы и след ваш потерялся. Вот только как вы сами на это отреагируете, сможете ли работать не потому, что вам этого хочется, а потому что вас заставляют работать и, если сможете, то насколько хорошо?

Я промолчал и потянулся к последнему бутерброду.

— С другой стороны, Олег Игоревич, вы сами-то что думаете? Ситуацию я вам описал подробно. По сути, выбор такой: либо вы работаете на свою страну, как и положено добропорядочному гражданину. Либо вы будете работать на кого-то другого: другую страну, террористов или бандитов. И вы понимаете, что мы такого поворота событий никак допустить не хотели бы. Вот, что мне с вами делать?

Заход понятный, попытка неявно надавить на патриотизм, долг перед Отечеством и прочее в том же духе. С другой стороны, в его словах проскальзывает явная угроза — «мы такого допустить не хотели бы» следует понимать как: «всеми силами постараемся не допустить». Это очевидно.

Я крепко так задумался: я вообще патриот или нет? Люблю ли я свою родину? И вынужден был признать, что я не знаю, как-то никогда не думал об этом. Вот, город свой люблю точно, а он часть этой страны, ее порождение. За «наших» всегда болею на международных спортивных соревнованиях разных. Это патриотизм или нет? Скатывается ли у меня по щеке скупая мужская слеза, когда играет гимн? — Нет, не скатывается, но что-то такое в груди, вроде бы, порой и шевельнется. Но чаще все же нет.

Другой вопрос — о долге. Должен ли я что-то моей стране? С одной стороны, я ее не выбирал, рождение здесь — это некая рулетка. Но страна меня учила в школе и в институте почти бесплатно, если не считать регулярные сборы средств на то и на это с родителей. И это, вроде бы, долг. Но, с другой стороны, страна учила не просто так, а потому что стране нужны врачи. А еще, как только я устроился на работу, страна стала вычитать с меня все средства, которые, возможно, на меня затратила, в качестве налогов, пенсионных и прочих отчислений. А до этого вычитала у всех моих предков здесь. То есть, все у страны заранее продумано так, чтобы ей не остаться в проигрыше.

Медицинское обслуживание? Может быть бесплатным, но в бесплатных поликлиниках не хватает врачей, там очереди на запись к специалистам на недели вперед. Поэтому, несмотря на объявленную бесплатную медицину, ты идешь в платную, где те же самые врачи принимают тебя за деньги и лечат, кстати, ровно так же, как и в бесплатной и с тем же результатом. А как иначе, они же все в одних ВУЗах учились и лучшими специалистами от перехода в частную медицину не стали. А цены на лекарства? Вот и получается, что с моими долгами к родине большой вопрос: кто кому будет должен в результате? Лично я должником себя точно не ощущаю, по крайней мере, с этой стороны.

Но все же есть во мне что-то, что заставляет меня быть за наших. Наши разведчики у них — герои, не наши разведчики у нас — шпионы, да еще и подлые. Что-то, наверное, глубинное, древнее, что уже отмерло как атавизм у разлетевшихся по миру отечественных (псевдо?)интеллектуалов-либералов.

Однако есть ли у меня выбор? Могу ли я спрятаться от всех самостоятельно? И если смогу, то, как и на что жить, чтобы опять не спалиться? Да и как бросить все, чего уже добился? И даже если меня выкрадут какие-нибудь пиндосы, то