Сибирский ковчег Менделеевых - Вячеслав Юрьевич Софронов

– Мальчик родился, – послышался голос из-за двери, – поздравляю вас…

– Спасибо, – откликнулся он, – переоденусь и зайду скоро.

Глава десятая

Вечером вся семья Менделеевых собралась за столом, прислуживала все та же Серафима и неизменная Олимпиада, обращавшаяся к главе семейства не иначе, как «Вань», «Ванюша», что тот терпеливо сносил. Зато Марию Дмитриевну она звала не иначе, как «Митревна», а иногда и просто «госпожа Мария Дмитриева». Вот и сейчас, она, подавая Ивану Павловичу тарелку с вареной рыбой, громко сказала:

– Ты, Ванюша, стекляшки свои с носа сними, а то не приведи господь, кость какую за ними не разглядишь, опять подавишься, спасать не стану…

– Не подавлюсь, – беззлобно отвечал тот, привыкший к ее колкостям.

– Новорожденного как назовете? – спросила она, глядя на его супругу, сидевшую в ночной рубахе, побледневшую и осунувшуюся.

– Ой, Липа, отстань, не до того. Едва жива осталась, потом поговорим, – отвечала она слабым голосом.

– И чего я спрашиваю, – продолжала разглагольствовать Олимпиада, – как батюшка скажет, так и наречет… Надо в святцы глянуть, какие там на эту пору имена имеются…

– Это с чего вдруг батюшка? – вспылил Иван Павлович. – Раньше у самих ума хватало имена своим детям давать и тут решим. Мне вот Николай нравится. Тем более он на троне сейчас.

– А раньше ты хотел Александром назвать первенца, а батюшка сказал, что лучше будет Иваном, ты и согласился.

– Так-то, когда было, ого-го. А что из него вышло? Никакого толка. Серафима, принеси-ка мне рюмочку, выпьем за новорожденного раба божьего Николая.

– Серафима, ключи от буфета у меня, не дам, – неожиданно окрепшим голосом отвечала Мария Дмитриевна. – Не бывать Николаю, у меня другая задумка.

– Говори…

– Не скажу, срок не пришел, пока что слаб мальчик. На крестинах самому батюшке и скажу.

– Как хочешь, – равнодушно ответил муж и встал из-за стола, – чего-то есть расхотелось…

Он прошел в свой кабинет, чуть походил, потом заглянул за диван и втянул из-за него большую бутыль зеленого стекла, но она оказалась пустой. Плюнув, он вышел в сени и увидел заносящего дрова Савельевича, спросил:

– Если денежку дам, принесешь, что обычно прошу?

– У вас же было, на той неделе привез…

– Кончилось…

– А у хозяйки, в буфете давеча видел разные вина стоят.

– То в буфете, а не у меня…

– Вот печи растоплю, тогда загляну до вас, барин.

Перед сном Мария Дмитриевна собрала всех детей возле домашнего иконостаса и с молитвенником в руках читала акафисты, дети робко подпевали, громче всех старалась одна из дочерей, кланяясь чаще других, из-за чего мать озабоченно поглядывала на нее. В конце появился Иван Павлович и, громко икая, встал рядом со всеми. Мария Дмитриевна одарила его осуждающим взглядом и продолжила молитву.

…Мальчика крестили через несколько дней в роскошном храме Богоявления, где когда-то венчалась чета Менделеевых. Батюшка, дойдя до наречения младенца православным именем, открыл месяцеслов и громко читал вслух:

– На нынешний месяц святые имена: Фёдор, Ефим, Антон, Пётр, Николай, Арсений, Марк, Савва, Ефим, Захар, Лаврентий, Лев, Павел, Иван, Максим, Евгений, Илья… – Он искоса поглядывал на Марию Дмитриевну. Но та молчала и он продолжил: – Ефим, Пётр, Иван, Николай, Гавриил, Георгий, Яков, Егор, Тимофей, Моисей…

Мария Дмитриевна перебила его, назвав другое имя:

– Дмитрий…

– Так нет на эти дни в святцах имени такого…

– Теперь будет, – твердо вымолвила она и протянула руку с зажатым в кулаке золотым кольцом, украшенным большим зеленым камнем.

Батюшка быстренько ткнулся устами в ее кулачок и подхватил перстень, согласно повторил:

– Крестится раб божий Димитрий…

…Когда семейство возвращалось домой, Иван Павлович робко спросил:

– Никак в честь своего батюшки решила назвать?

– Правильно. Больше детей рожать не стану, а потому, – жестко глянула на мужа, – хватит тебе и Серафимы, коль смирить плоть свою не можешь никак.

Тот поморщился и попытался возразить:

– Так батюшка твой на старости лет умом тронулся… Книжки не понятно о чем писал… За все брался, хватался, беда одна…

– Зато ты телом вроде здоров, а толку никакого. За что ни возьмешься, только напортишь, все из рук валится, хозяйство на мне, а теперь и жалованья лишился. Каково мне? Старший сын по твоей милости тоже Иван. И что с того? Из него тоже добрый выпивоха вышел, весь в тебя. Павел – в честь твоего батюшки – тих да робок, непонятно кем вырастет. Пусть хоть один в батюшку моего удастся, рада буду. Его не только в Тобольске, а по всей Сибири знали и привечали. Не так?!

– Так, дорогая, так, – вздохнул он.

– А мне тоже по душе, – встряла одна из старших сестер, идущая сзади. – Дмитрий Солунский – Сибири покровитель, а Дмитрий Ростовский, который «Четьи минеи» сотворил, все их читают.

– Ага, особенно ты, из рук не выпускаешь, глаза бы не глядели, – попробовал вставить свое слово Иван Павлович.

– Так они у тебя и так давно не глядят, видать шибко бога прогневил, – с усмешкой пресекла мужа Мария Дмитриевна.

Иван Павлович обиженно поджал губы, попытался уйти вперед, но глаза подводили, и он тут же провалился в сугроб, беспомощно тянул оттуда руки, ожидая, чтоб кто-нибудь помог ему выбраться.

…Тобольская губернская гимназия с годами разрослась и уже давно не вмещала всех воспитанников. Прибавилось и число учителей, закончивших университеты. Но и те, кто не имел полного образования, проработав достаточно долгий срок, не желали подавать в отставку и всеми силами держались за свое место.

Вот и Иван Павлович наверняка бы послужил еще на должности директора, если бы не зрение. Печальнее всего было то, что придется оставить служебную квартиру и вслед за женой и детьми перебраться в Аремзяны. А это значит лишить себя встреч с друзьями и знакомыми и даже не иметь возможности получать письма от родных, поскольку никто эти письма из города в дальнее село не повезет.

Несмотря на плохое зрение, он заметил, что молодые учителя уже давно неодобрительно косятся в его сторону, о чем-то шепчутся по углам, а при встрече с ним небрежно кивают, словно имеют дело с давно отслужившим отставником, путающимся у них под ногами со своими бедами и заботами.

Через несколько месяцев после рождения последнего ребенка он все же решился подать в отставку и весной отправил в Казань на имя попечителя свой рапорт на этот счет. И вот осенью пришел ответ, в котором он освобождался от должности директора за выслугой лет с назначением пенсии в одну тысячу рублей. Неизвестно откуда, но об этой новости вскоре стало известно всем учителям гимназии, включая сторожа Потапыча, который при