Сибирский ковчег Менделеевых - Вячеслав Юрьевич Софронов

Мужчины переглянулись между собой, не зная, что на это ответить. Иван Павлович непроизвольно хмыкнул и произнес ни к кому не обращаясь:

– При любой строгости и милость потребна, иначе все супротив тебя же и обернется. Не мной сказано: от строгости до тиранства всего лишь один шаг.

Мария Дмитриевна не оставила это его высказывание без внимания и с вызовом спросила:

– Выходит, ты, Иван Павлович, во мне тирана узрел? И в чем же, позволь узнать? Или я тебя вон выставила, коль ты денег на покупку собственного дома не накопил? Или тебе есть нечего, и ты у паперти милостыню просишь? Чего молчишь? Чем я тебе не угодила?

Гости замерли, чувствуя свою неуместность при семейной ссоре, но никто из них не захотел поддержать кого-то из супругов. Ясно было одно: это далеко не первая сцена их давно накопившихся разногласий, присутствовать при которой посторонним зрителям совсем не обязательно.

Иван Павлович постарался было возразить супруге:

– Машенька, зачем ты возводишь на меня напраслину? Я лишь о том, что с фабричными крестьянами следует обходиться более мягко и снисходительно. Вот твой брат Василий освободил их от налогов и дело при нем пошло. А ты на них жалобу подала, полицию вызвала. Понятно, как они будут себя вести после этого…

– Что тебе понятно? – резко ответила Мария Дмитриевна. – Мне вот одно ясно: они хотят и дальше вести себя так, как им заблагорассудится. И на работу не выходить. Ты, можно подумать, не знаешь, что вместо них я вынуждена принимать вольнонаемных мужиков. А подати платить при этом они отказываются. Распустил их братец мой донельзя и обратно в Москву подался, а я вот за него осталась расхлебывать. И что в результате? Одни убытки, которые даже затраты не покрывают из тех денег, что выручила от продажи посуды. И ты после этого способен требовать от меня милостиво к ним относиться?! Мало того, что они однажды чуть не лишили меня жизни, теперь они не позволяют нам достойно существовать. У нас семеро детей, которых надо кормить, одевать, а мальчиков еще и выучить. На какие деньги спрашивается?

– А моя пенсия, – попробовал робко возразить ей Иван Павлович, и тут же пожалел о сказанном, поскольку супруга, не смотря на присутствующих гостей, уже не могла себя сдержать:

– Твоей пенсии может быть хватило бы на нас двоих, но никак ни на всех. Я уж не говорю о прислуге и приличных нарядах. Можно подумать, от хорошей жизни мне пришлось обзавестись коровами, овцами и прочей живностью. Вот только не один из этих мужиков не захотел помочь мне бесплатно. Зато требуют, чтоб я им вовремя платила, давала землю под пашню, да еще бы и дровами обеспечивала. Об этом ты тоже не подумал?

Неизвестно, чем бы закончился их спор, если бы неожиданно не вмешался Капустин:

– Мария Дмитриевна, – мягко сказал он, – позвольте вас спросить: вы, как мне стало недавно известно, подавали прошение на имя губернатора, где как раз изложили свою жалобу на ваших фабричных крестьян. Так?

– Верно, – кивнула Мария Дмитриевна, с удивлением глядя на Капустина. – Прошение было подано более года назад, если не раньше. Я уже было решила, не дождусь решения. А крестьяне ведут себя все наглее с каждым днем. Они, видите ли, решили, будто они свободны и никакой управы я на них не найду. Мало того, что не хотят ходить на работу как положено, так они еще наших лошадей загоняли до полусмерти. Что мне прикажете делать? Охрану возле конюшни ставить? Где я их найду? Хоть самой в караул иди. – И она картинно заломила руки, чем вызвала невольную усмешку Ивана Павловича.

Остальные же сделали вид, будто не обратили внимания на театральный жест хозяйки и Капустин уточнил:

– Не от меня зависит дать ход вашему ходатайству или оставить его без внимания. Но могу обещать, что обращусь к сослуживцам с просьбой ускорить его продвижение. Могу посоветовать, как поступить с вашими крестьянами. Мы в добрых отношениях с казачьим атаманом Сибирского войска. Испробуем обратиться к нему с просьбой помочь вам. Ничего обещать пока не могу, но сделаю все, что в моих силах.

Мария Дмитриевна не на шутку растрогалась и не знала, что сказать в ответ. Неожиданно ее выручил Петр Дмитриевич Жилин, сказавший:

– Дорогая вы наша, знайте, ваши беды – это наши заботы. Мы с Машенькой обязаны вам своим счастьем, а потому в долгу перед вами и любезнейшим Иваном Павловичем.

И когда Мария Дмитриевна провожала гостей, то не стала скрывать своих чувств и горячо расцеловала каждого их них.

И действительно, через пару месяцев из губернского правления прислали ответ на ее прошение. В нем сообщалось, что требования аремзянских приписанных к фабрике крестьян, отказывающихся исполнять положенные им работы, противозаконны. И в случае, если они и дальше будут стоять на своем, то зачинщики будут строго наказаны.

Это решение отец Михаил зачитал на деревенском сходе, но только подействовало оно далеко не на всех. А когда в село неожиданно нагрянули десятка два верховых казаков при шашках и ружьях, то притихли даже самые отчаянные. Казаки всего лишь несколько раз проехали шагом по единственной сельской улочке, внимательно вглядываясь через плетни в крестьянские дворы и спешились у господского дома. Там возглавлявший их хорунжий о чем-то долго беседовал с Марией Дмитриевной, а потом казаки вскочили в седла и умчались, оставив селян в полном замешательстве. Но после их визита на работу на следующий день вышли все. Хотя Мария Дмитриевна хорошо понимала, что вряд ли их послушания хватит надолго…

Когда их сын Иван достаточно подрос, освоил счет и грамоту, то родители, посовещавшись, решили уступить просьбам Василия Дмитриевича Корнильева, давно обещавшего определить Ваню в Благородный пансион при Московском университете. Плату за его обучение он брал на себя. Услышав об этом, Иван пришел в неописуемый восторг и клятвенно обещал регулярно писать домой подробные письма и получать только хорошие оценки. Иван Павлович не очень-то хотел отпускать от себя своего любимца, но, как обычно, спорить с супругой не стал и, скрепя сердцем, дал свое согласие. Мальчика отправили с одним из местных офицеров, доводившимся родственником Петру Жилину. Вскоре Мария Дмитриевна получила от брата письмо, что Иван благополучно добрался и зачислен в пансион.

…Младшие сыновья, Павел и Дима росли под пристальным материнским приглядом и она, исподволь наблюдая за ними, не переставала удивляться несхожести их характеров, проявляющейся едва ли не в каждом поступке каждого из них. Если Павлик был послушен, перед