Рассвет - Генри Райдер Хаггард

Когда Артур и хозяин дома встретились, по обыкновению, вечером, ни одна из сторон не сделала ни одного намека на их недавний разговор, и отец не сказал ни слова на эту тему Анжеле. Жизнь в старом доме шла так, как будто ничего не случилось. Филип ни в малейшей степени не пытался сдерживать Артура и свою дочь и старательно закрывал глаза на довольно очевидные признаки их взаимной привязанности. Для них же длинные июньские дни были поистине золотыми, но казались им слишком короткими. С каждым новым утром их взаимная любовь все крепла, а когда последние малиновые отблески света исчезали с небес и ночь опускала свою вуаль на высокие деревья и мирное озеро… любовь молодых людей становилась еще глубже и нежнее. День за днем Артур открывал в Анжеле новые прелести: то скрытое знание, то неожиданную благодать, и все это время — всеобъемлющие милосердие и любовь. День за днем он заглядывал все глубже в глубины ее разума — и все время находил нечто новое. Ибо в разуме этом таился кладезь благородных мыслей и высоких амбиций — амбиций, многие из которых могли найти свое воплощение только в ином, не нашем мире. И чем больше он узнавал ее, тем больше гордился при мысли о том, что такое совершенное создание может столь нежно любить его, и с тем большей радостью предвкушал он тот великий и счастливый час, когда назовет ее своей. Так шел день за днем, и они были совершенно счастливы.

Будущее казалось им обоим таким же спокойным и улыбчивым, как летняя гладь озера. Об окончательном согласии Филипа на их помолвку они вовсе не беспокоились, вполне естественно полагая, что его поведение само по себе является его гарантией. Если бы он хотел выдвинуть какие-то серьезные возражения, то наверняка сделал бы это раньше — так рассуждал Артур, и Анжела была с ним вполне согласна, про себя недоумевая, какой родитель вообще смог бы найти какие-то возражения против ее прекрасного возлюбленного.

Как милосердно Провидение, набрасывающее непроницаемую вуаль на наше будущее, и лишь зорким глазам шотландцев под силу проницать иногда этот занавес… Разве могли бы мы найти вкус в тех редких чашах, которые застенчивейшая из богинь, Радость, подносит к нашим жаждущим губам, знай мы о горечи, таящейся на дне этих сверкающих чаш? Конечно, мы должны быть благодарны Провидению за многое, но ни за что более, чем за это благословенное бессилие предвидения!

Однако, как это часто бывает в самые спокойные дни, когда барометр неожиданно падает под еще неслышным дыханием далекого урагана, так и в чувствительные умы иногда вселяется дух предостережения, заставляющий их с недоверием относиться к слишком безмятежному счастью. Мы вдруг чувствуем, что колесо нашей судьбы вращается слишком быстро, чтобы непрерывная радость продолжалась слишком долго…

— Артур, — сказала Анжела однажды утром (прошло восемь дней с тех пор, как ее отец вернулся из города), — мы слишком счастливы. Надо что-нибудь бросить в озеро.

— У меня нет кольца, кроме того, что ты мне подарила, — ответил он, потому что на пальце у него была только печатка. — Так что, если мы не принесем в жертву Алека или твоих воронов, я не представляю, что бы это могло быть.

— Не шути, Артур. Говорю тебе, мы слишком счастливы.

Если бы Артур был способен видеть на милю вперед или хотя бы сквозь подлесок, в котором они гуляли с Анжелой, то увидел бы миловидного мальчишку-пажа с гербом Беллами на пуговицах курточки, в эту минуту доставляющего Филипу некий конверт. Правда, в самом событии не было ничего особенно тревожного, но зато содержимое конверта могло бы дать прекрасный повод для дурных предчувствий Анжелы. Короткое письмо гласило:

«Рютем-Хаус, понедельник.

Мой дорогой мистер Каресфут!

Касательно нашего разговора на прошлой неделе о Вашей дочери и Дж. — не могли бы Вы прийти ко мне поболтать сегодня днем?

Искренне Ваша,

Анна Беллами».

Филип прочел эту записку дважды, осознавая в глубине души, что теперь он может действовать в соответствии со своими истинными убеждениями и положить конец всему происходящему всего в нескольких решительных словах. Однако человек, который в течение стольких лет уступал дьяволу алчности, пусть эту алчность можно было бы вполне законно оправдать, не может перемениться в одно мгновение, даже если, как в случае с Филипом, честь и порядочность, не говоря уже о еще более могущественном факторе, суеверии, так громко взывают к нему в его собственной душе. Разумеется, думал он, не будет ничего плохого в том, чтобы послушать то, что она скажет. Кроме того, в личной беседе он сможет лучше объяснить причины, по которым не желает иметь никакого отношения к этому делу.

Подобная мысленная борьба с самим собой закончилась быстро. Вскоре умненький и миловидный мальчик-паж нес обратно следующую записку:

«Дорогая леди Беллами, я буду у Вас в половине четвертого.

Ф.К.»

Странное чувство испытал Филип, когда его провели в богато обставленный будуар в Рютем-Хаус. Он не бывал в этой комнате с тех пор, как разговаривал с Марией Ли, сидя на том самом диванчике, который теперь занимали все еще прекрасные формы леди Беллами, и Филип не мог не чувствовать, что это было для него дурным предзнаменованием.

Леди Беллами поднялась, чтобы поприветствовать его своей самой очаровательной улыбкой.

— Очень любезно с вашей стороны навестить меня, — сказала она, указывая ему на стул, который, как впоследствии обнаружил Филип, был аккуратно поставлен так, чтобы его лицо было полностью освещено, в то время как лицо леди Беллами, сидевшей на диване, было скрыто в тени.

— Ну что ж, мистер Каресфут, — начала она после небольшой паузы, — пожалуй, мне лучше сразу перейти к делу. Прежде всего, я полагаю, что, как вы и предполагали, между мистером Хейгемом и вашей дочерью существует некое взаимопонимание.

Филип кивнул.

— Тем временем, ваш кузен, как и всегда, настроен весьма решительно. На самом деле, он просто безумно влюблен или околдован, я и не знаю, что тут выбрать.

— Мне очень жаль, леди Беллами, поскольку я никак не могу…

— Минуточку, мистер Каресфут, сначала я расскажу вам о его предложении, а потом мы все обсудим. Он согласен, при условии заключения брака с вашей дочерью, продать вам поместья Айлворт по справедливой цене, которая будет согласована позже, и заключить выгодное соглашение.

— Но чего же он хочет от меня?! Какую роль я должен сыграть в этом деле?

— Вот какую. Во-первых, вы должны избавиться от молодого Хейгема и не допустить, чтобы он поддерживал какие-либо отношения ни с самой Анжелой, ни с любым другим человеком, связанным с этими местами, в течение одного года со дня его отъезда. Во-вторых, вы не должны ставить никаких препятствий на пути Джорджа. В-третьих, если потребуется, вы должны уволить ее старую няню Пиготт.

— Этого не может быть, леди Беллами, ибо не может быть никогда! Я пришел сюда, чтобы лично сказать вам об этом. Я не стану принуждать свою дочь к такому браку ни за какие поместья в Англии.