Жизнь замечательных детей - Люся Лютикова

Воровато оглянувшись, я зашептала:

– Это совсем не то, что ты думаешь! Сейчас я не могутебе ничего объяснить, я связана профессиональной тайной, но потом я тебевсе-все расскажу. Обхохочешься, честное слово!

– Правда? – Глаза капитана немного потеплели.

– Правда, – ответила я, стараясь вложить в свойголос максимум нежности.

Наш разговор прервал Игорек. Он дернул меня за рукав ирадостно сообщил:

– Мама, папа велел тебе передать, что котлеты стынут!

Руслан тут же отстранился от меня, напоследок одарилубийственным взглядом и вышел из квартиры.

Ну вот и все! Если раньше у меня была хоть какая-то надежда,пусть даже призрачная, на наши с ним отношения, то теперь она лопнула, какмыльный пузырь. Отныне Руслан считает меня лгуньей, к тому же замужней и скучей отпрысков. Переубедить его мне никогда не удастся, да и вряд липредставится такая возможность. Уязвленный капитан не подпустит меня к себеближе, чем на пушечный выстрел.

Мрачнее тучи я пришла на кухню. Максим пил чай с эклером.Увидев меня, он добродушно поинтересовался:

– А кто это был?

Был? Он сказал «был»? Значит, Малахов уверен, что Русланушел? Ага, «муженек» действовал целенаправленно! Специально разыграл комедию,чтобы отвадить от меня поклонника. Зря он это сделал, ох как зря! Подлаявыходка стала последней каплей в чаше моего терпения. То, что Максим выгналОлега, – это я как-нибудь переживу. Но выставить капитана… Он покусился насвятое! И месть моя будет страшна!

Оставив вопрос Максима без ответа, я пошла в наступление:

– Я совсем замордована хозяйством! Света белого невижу! Целыми днями одно и то же: дети и быт, быт и дети. Я так больше не могу!

Малахов застыл с открытым ртом.

– И не делай вид, будто ты ничего не понимаешь! –продолжала я вопить. – Тебя постоянно нет дома, я должна одна везти насебе этот воз! Нет уж, дудки! Отныне все будет по-другому. Я – человек, инастаиваю, чтобы ко мне относились как к человеку!

– И что ты предлагаешь? – отошел от изумленияМалахов.

– Я не предлагаю, а требую! Я требую, чтобы у меня былкультурный досуг! Ты должен повести меня в театр! Сегодня, сейчас, немедленно!

Мой голос постепенно набирал обороты, и закончила я своюречь на необыкновенно высокой и визгливой ноте.

– Хорошо, – скривился Малахов, – в какойтеатр ты хочешь пойти?

– В Большой!

– Туда сложно достать билеты. Может быть, сходим вБольшой на следующей неделе? А сегодня выбери что-нибудь попроще.

То ли скандал – это действительно чрезвычайно увлекательноезанятие, то ли Малахов, сам того не ведая, наступил на мою больную мозоль, нотолько на этот раз взорвалась я по-настоящему.

– Почему это я должна выбирать что попроще? Я и так всюжизнь во всем себе отказываю! Посмотри, в чем я хожу! – Я в раздражениидернула старые джинсы, купленные на вещевом рынке. – А где я живу? –Я вытянула руку и стукнула по уродливому пластиковому шкафчику. – Это,по-твоему, нормальные условия для существования? Жизнь проходит, а я всегдадовольствуюсь тем, что попроще. Больше так не будет, заруби себе на носу! Я достойнасамого лучшего! Пойду только в Большой театр, и чтобы билеты были в первомряду!

Я перевела дух и для пущей убедительности топнула ногой.

– Ладно, – поспешно сказал Максим, взял телефон ипринялся набирать номер.

– Кому это ты звонишь? – подозрительно спросила я.

– В театральное агентство. Они берут дикую комиссию,зато у них можно достать почти любые билеты, – объяснил Малахов. –Алло, агентство? Нам нужны два билета, на сегодня, в Большой театр. Толькопервый ряд, в центре. Сколько?! Тысяча долларов один билет, – сообщил он,повернувшись ко мне. – Берем?

Я в раздражении дернула плечом. Речь идет о великомискусстве, а он торгуется, словно на базаре!

– Берем, – обреченно сказал Малахов в трубку.

Вот так мы оказались в Большом. И все было бы прекрасно,если бы сегодня давали оперу. Оперу я обожаю. Но – увы! – мы попали на«Лебединое озеро». Классическая постановка. Белый Лебедь, Черный Лебедь, амежду ними прыгает Принц в белых колготках.

Скажу честно: балет я не люблю. Потому что не понимаю. Яубеждена: если у тебя перед глазами нет текста либретто, понять балет впринципе невозможно. Что бы ни пыталась выразить балерина – гнев, радость,любовь или ненависть – она всегда вертится в одну и ту же сторону с одинаковойскоростью. Конечно, бедняжка не виновата, ведь в ее распоряжении не так ужмного выразительных средств. Однако смотреть на балетные па мне всегда скучнодо зубовного скрежета.

Я скосила глаза на Малахова. Он тоже сидел с кислым лицом.Не догадываясь, что я за ним наблюдаю, Макс несколько раз сладко зевнул впрограммку. Я наклонилась вперед и бросила взгляд на других зрителей в первомряду. Выражения лиц у всех были постные. Некоторые нетерпеливо поглядывали начасы, какая-то девушка в вечернем платье пристально рассматривала кольца насвоих пальцах, а полный мужчина в костюме-тройке откровенно спал.

Зато по другую руку от меня сидела настоящая балетнаяфанатка. Женщина ни на секунду не отрывала взгляд от сцены. Во времяпредставления на ее лице сменилась целая гамма эмоций и переживаний. А когда вфинальной сцене балерина закрутилась волчком в фуэте, соседка даже застонала отвосхищения.

Еще не смолкли последние звуки оркестра, а откуда-то сбокууже раздалось истошное «Браво!». Наверное, так кричит женщина, находящаяся награни истерического припадка. Я вздрогнула и непроизвольно посмотрела в сторонузрительницы. И с удивлением обнаружила, что голос принадлежит… АлександруКаминскому. Тому самому заместителю Льва Котика, который несправедливо уволилМихаила Бартенева.

Интересно… Вот уж никогда бы не подумала, что Каминский таклюбит балет. Хотя, впрочем, ходят слухи, будто все балетные мужчины принадлежатк категории сексуальных меньшинств, – может, Александр Александровичсвязан с ними этим боком?

Каминский еще раз пустил «петуха», потом его крик по цепочкеподхватили другие зрители, и уже через несколько секунд весь зал рукоплескалартистам. Девушка с кольцами довольно улыбалась, толстяк встрепенулся ото сна ирадостно отбивал ладони.

– Правда, здорово? – воскликнул Малахов, тожезаметно взбодрившийся.

Соседка-фанатка услышала его слова и презрительноскривилась:

– Клака!

– Что, простите? – наклонилась я к ней.

– Я говорю, что овацию организовали клакеры, –прокричала мне женщина в самое ухо. – Ненавижу их, за деньги и коровуобъявят великой балериной. Они не способны на бескорыстную дружбу и восхищение!