Рассвет костяной волшебницы - Кэтрин Парди

виднеются зазубренные скалы. Окружающий мир до сих пор словно в дымке, а четкие края размыты, но я уже немного привыкла к этому, да и место очень знакомо.

– Это залив, где во время отлива появляется сухопутный мост, – отвечаю я, хотя никогда не бывала здесь в дневное время.

Залив невероятно красив, но уже не выглядит таинственным, как это показалось мне в ночь новолуния.

– Ты права, – говорит Эстель. – Мы находимся в Зеркалье, на пороге Подземного мира. И окружающее нас пространство полностью совпадает с миром смертных. Только мы не являемся его частью.

Я пытаюсь уложить это в голове.

– Так вот почему я так странно свечусь? – Я прикасаюсь к своему лицу.

Эстель кивает:

– Orvande отбрасывает тень на тех, кто оказался заперт здесь, даже если у них нет цепей. Ну, или как в нашем случае, на тех, кто не встретился со смертью.

Я поднимаю брови.

– Ты тоже не умерла?

Она качает головой, ковыряя песок большим пальцем ноги, хотя ни одна песчинка не шевелится.

– Я пришла сюда вслед за Форжероном.

– Кузнецом? Его так зовут?

– Это его титул. Боюсь, он уже позабыл свое имя, так как запрещает пользоваться им.

– Почему? – у меня не получается сдержаться, и вопросы сыплются сами собой.

– Имена – это песни души. Они удерживают Свет Элары и помогают нам направлять его.

Эстель откидывает голову назад, словно хочет согреться в лучах солнца, но сейчас оно скрыто за облаками. Зато виднеется бледная убывающая луна. И когда я сосредотачиваюсь на ней, то ощущаю, как энергия окутывает меня.

– В Зеркалье мало Света, поэтому он так ценен, – говорит Эстель. – Поэтому мы так тщательно бережем его. А если воспользуемся им, чтобы помочь живому человеку, то нас накажут.

Я вновь смотрю на светящийся orvande браслет на своем запястье.

– Но я не использовала Свет, чтобы спасти Казимира. Я даже не знаю, как им пользоваться. Он просто часть меня.

– Ты использовала Свет в прошлом месяце на подземном мосту, – возражает Эстель, и я вспоминаю, как впервые увидела это место. – Ты лишилась костей благодати, но все равно нашла в себе силы противостоять матери. Я была там, – добавляет она, заметив мой удивленный взгляд. – Я присутствую на всех Переправах famille-основателей. Вы – мои потомки.

Меня настолько поражают ее слова, что я не знаю, как на это реагировать. Поэтому молча следую за ней, когда она заходит в море по бедра и проводит пальцами по воде, на которой не появляется даже ряби. Ее платье не колышется от течения, но Эстель все равно улыбается, словно получает удовольствие даже от этого.

– Если я и использовала свой Свет, чтобы противостоять матери, то сделала это случайно, – наконец собираюсь с мыслями я. – Как и сегодня с Казимиром. Меня не следовало наказывать.

Я стараюсь не проявлять охватившего меня раздражения. Мне не хочется, чтобы Эстель разочаровалась во мне. Она первая из Леурресс и мать нашего рода.

– В Зеркалье строгие законы, – говорит она. – Не забывай, это ведь часть Подземного мира. Меня наказывали за меньшие проступки, чем тебя, Аилесса. Любое вмешательство в мир смертных запрещено, и неважно, используешь ты Свет или нет. А раз ты нашла способ, как помочь Казимиру, то Форжерону пришлось отдать тебе первое звено цепи.

Я представляю угрюмого кузнеца, с которым мы встречались уже не раз.

– Ты говоришь так, словно у него не оставалось выбора.

Она пожимает плечом:

– Он считает, что это так. И, возможно, прав. Видишь ли, его долг – его проклятие. Именно он заковывает грешников в цепи. И делает это уже множество веков с тех пор, как его родители изгнали его сюда за любовь ко мне.

Я замираю, инстинктивно готовясь к удару большой волны, но она, конечно же, проходит сквозь меня, не толкая тело и даже не намочив волосы.

– Форжерон твой amouré?

Эстель вздыхает, словно ей не нравится это слово, и качает головой.

– В мое время amouré’s не существовало. Четыре бога решили ввести эту традицию после случившегося со мной и Форжероном. Мы стали первыми несчастными возлюбленными. Он был сыном Белина и Гаэль, а я – дочерью Тируса и Элары.

– Был?

Она поворачивается ко мне:

– Полагаю, они все еще наши родители.

Эстель устремляется к берегу, и я подстраиваюсь под ее шаг.

– Мы не видели их уже много лет, поэтому трудно думать о них как о членах семьи.

Я вспоминаю все, что знаю о четырех богах. На заре времен Тирус и Элара тайно поженились против воли верховного бога Белина, и в наказание он разделил их царства. Небеса стали Ночным Небом. А Гаэль разверзла землю, чтобы поглотить Ад.

– То есть из-за того, что Белин злится на твоих родителей, он проклял своего собственного сына на вечную жизнь здесь и обязал заковывать в цепи души лишь за то, что Форжерон полюбил тебя?

– Гнев бога не какая-то мелочь.

– Но это же несправедливо.

С ее губ срывается тихий смех.

– Я давно уже перестала считать, что справедливо, а что нет.

Меня восхищает безмятежность на ее прекрасном лице.

– Так вот почему ты смирилась с жизнью здесь, потому что можешь быть рядом с Форжероном?

– Смирилась? – Она поджимает губы. – Не уверена, что это так. Я воображаю, что счастлива здесь с единственным мужчиной, которого когда-либо любила. И это придает мне сил.

Сочувствие просыпается внутри, от которого бы сжалось сердце, если бы здесь сердце могло страдать.

– Жаль, что ты можешь это лишь вообразить. – Я провела в Зеркалье всего несколько часов, а уже страдаю оттого, что не могу поговорить с Сабиной и Бастьеном. – Не представляю, как другие души терпят это.

– Они и не терпят. Тирус задумывал это место как первую стадию вечных страданий. Понимаешь, Зеркалье словно насмешка над жизнью. Отсюда ты видишь мир, который покинул, но не можешь воздействовать на него, как это делают Освобожденные в Раю.

В голове тут же появляется с десяток вопросов, но как только я собираюсь задать первый, Эстель поворачивает в другую сторону. Я следую за ней, и тут же окружающий нас мир меняется. Мы оказываемся на хлипком деревянном мосту в лесу, где я видела серебряную сову.

– Здесь Бастьен спросил тебя, какой бы следующий шаг ты сделала в жизни, если бы не была рождена, чтобы стать matrone в своей famille.

Она перегибается через перила, чтобы посмотреть на блестящую воду. А я бросаю взгляд на дыру в мосту, в которую провалилась, и меня окутывает воспоминание о холодной воде реки, хотя и не получается полностью осознать