Яд персидской сирени - Инна Бачинская

— Как в моих снах. — Он помолчал. Потом сказал: — Мне больше не снятся сны… наверное, досмотрел до конца. Из чего можно заключить что история моей бессознательной жизни закончилась и в конце поставлена жирная точка. Кем-то. Я вернулся из мира параллельного в мир реальный, что жаль, так как он был убедительнее и красочнее настоящего. Я многое отдал бы, чтобы вернуться туда, но… увы.

— А твоя память?

Он покачал головой. Они снова помолчали.

— Сирень… сгорела? — спросила Татка.

— Не знаю. Даже если сгорела, мы посадим новую. Кстати, нужно подумать о жилье. Люба сказала, что есть городская квартира, о которой Вера не знала. Обещала принести ключ — он хранился в моем рабочем столе, она его забрала. Подозреваю, время от времени я сбегал туда от тягот семейной жизни. Эту часть своей биографии я не против вспомнить.

Татка рассмеялась.

Они еще долго шептались, строили планы, вспоминали… им было что сказать друг дружке…

Когда через час примерно он поднялся, сказав, что утомил ее и ей нужно отдохнуть, Татка вдруг сказала:

— Она не бросилась на меня с ножом, она просто держала его в руке. Она кричала: «Убирайся!» Понимаешь, она хотела, чтобы я ушла…

— Кстати, что ты там делала? Подслушивала?

— Я хотела знать, зачем пришел Володя. Так же, как и ты… твоя дверь была приоткрыта. Я все время боялась, что меня увезут, что я опять попаду в психушку. А она увидела меня и бросилась… Я шарахнулась от нее, побежала к себе, и тут сразу взрыв! Больше я ничего не помню. Вспышка — и больше ничего. Я думаю, она не хотела, чтобы я была там… она не хотела, чтобы я погибла. Не понимаю…

— Ты хочешь сказать, что она знала, что будет взрыв? Или… что ты хочешь сказать?

— Сама не понимаю. Не знаю. Она же меня ненавидела! Почему?

— Очень просто. Когда она увидела, что ты подслушиваешь, то закричала… а что ты бы закричала на ее месте? Представь себя на ее месте… ну?

— Не знаю.

— То-то. Ты закричала бы то же самое: убирайся!

Они молчат. Паша стоит у двери. Татка лежит с закрытыми глазами, она устала. Перед ее глазами страшное лицо Веры, она кричит: «Уходи! Убирайся!» И тут взрыв… Сцена прокручивается в ее памяти раз за разом, бесконечно, мучительно и останется с ней до конца. Сестра…

Это загадка, разгадать которую ей не суждено, из тех, на которые нет ответа, потому что его просто нет…

* * *

— Это правда, что они все погибли? — Митрич смотрел на них с ужасом. — На этой семье проклятие, весь город говорит!

— Не все, — сказал Монах. — Вера и ее муж выжили.

— Беспамятный?

— Он самый.

— Память не вернулась?

— Нет вроде.

— Точно, проклятие. А эта девочка Татка, которая искала мать… погибла?

Монах задумался. Добродеев тоже молчал.

— Не может быть! — вскричал Митрич. — Вы ее так и не нашли?

— Нашли, Митрич. К счастью, Татка ничего уже не узнает. Ее мать была убита. Она не сбежала, а была убита.

— Убита? — Митрич был потрясен. — Кем?

— Мы не знаем.

— Это Мережко?

Монах вздохнул и пожал плечами:

— Вряд ли, он ее любил. Он вернулся в семью, чтобы у Татки была мать и сестра. Мужчины часто принимают странные решения.

— Он не простил измену, — сказал романтик Митрич. — Именно потому, что любил! Если у нее был роман с циркачем…

— Не факт, — сказал Добродеев. — Слухи были, но не подтвержденные.

— Как вы узнали об убийстве?

— Методом дедукции. Сопоставили факты, слухи, встретились со свидетелями, проанализировали… как-то так. Убийство произошло в доме, где они проживали, в Еловице. Мережко был в отъезде. Убийца приехал ночью. Возможно, в его планы не входило убийство, но случилась ссора…

— Погоди, Монах! Если убийца приехал ночью, то он приехал убить, прекрасно зная, что Мережко нет дома. Если бы только поговорить, он приехал бы днем. И без орудия убийства… что это было? Нож?

— Ты прав, Митрич, сдаюсь! — Монах поднял руки. — Я стараюсь быть объективным. Не пойман — не вор. Тем более никого уже нет в живых. Предполагаемых убийц в том числе. Ты угадал, это был нож.

— Их было… сколько?

— Я думаю, их было двое. Гипотетически. Должно быть двое. Особенно если убийца — слабая женщина. Должен быть сообщник.

— Убийца — женщина? — Митрич был потрясен. — Но тогда… — Он запнулся, глядя на них вытаращенными глазами. — Кто?

— Ищи, кому выгодно, — сказал Добродеев.

— Жена Мережко? Настоящая? Тамара Мережко? — Митрич опустился на стул.

— Вот видишь, ты сам все понял.

— Ее увезли из дома и убили?

— Нет, Митрич, ее убили в доме, а наверху, в спальне, спала Татка. Утром она спустилась вниз, а мамы не было. Почти сутки до возвращения отца она просидела в запертом доме. А тело Виктории Тарнавской спрятали в правом крыле, там шел ремонт. Потому дом и не продали после смерти Мережко, боялись, что найдут.

— Какой ужас! Он с ребенком вернулся в семью и жил с убийцей? Эта семья проклята, правду говорят. Потому и пожар. Кара!

— Кара или карма… — Добродеев покивал печально. — А покрепче чего-нибудь можно? — Он отодвинул кружку с пивом. — Муторно как-то на душе.

— Сейчас! — встрепенулся Митрич и убежал.

— Настроение хреновое, — пожаловался Добродеев. — Нелепейшая ситуация. Откуда пожар? Два трупа, Татка и Верин любовник… нелепый расклад. Не понимаю, Христофорыч. Все не так! А убийство дяди Вити тут каким боком?

— Согласен, Леша. По законам жанра и конечной справедливости Татка должна была выскочить. Получается, сестра Вера решила сразу все свои проблемы. В убийстве дяди Вити подозревают Татку, майор сказал, нашли серьезную улику. И мотив серьезный, он ей здорово задолжал. Допускаю, что она убила дядю Витю, хотя это может оказаться делом рук неизвестного грабителя. Лично я готов поверить, что она его… — он кашлянул. — Татка девушка решительная. И изобретательная — как красиво она вышла на Эрика! Так что… — Он развел руками. — Не хотелось бы, конечно. Дядя Витя — соучастник убийства ее матери, она ему отомстила. Это что, высшая справедливость? Причем оказалась слепым орудием, так как не знала об убийстве. Она мстила за себя. Дядя Витя — таинственный директор цирка, старый интриган… наша старая дама его опознала. Опросят его соседей, они вспомнят Татку… возможно. И тут вдруг она удачно погибает! Хотя, с другой стороны, не исключаю, что дядя Витя шантажировал Веру и… чем не мотив? А теперь козел отпущения — погибшая Татка, семья избегает нового позора, наоборот, все шито-крыто, Веру жалеют, как же — жертва, потеряла сестру и друга… — Монах замолчал; задумался. Подергал себя за бороду и сказал: — Смердит, Леша. Какое-то дикое нагромождение! С самого начала какая-то несуразная, изломанная и торчащая конструкция, которая наконец завалилась… что закономерно, согласен, но завалилась она… Черт! Даже слова сразу не подберешь. По-идиотски. Идиотская конструкция завалилась по-идиотски. Прибавь сюда убийство Визарда… Это как? Что все это значит? Где логика? Я теряюсь, Лео. Я ничего не понимаю. Сплошные белые пятна!