Женщина в "Восточном экспрессе" - Люси Эшфорд

Тело Феликса Нельсона, полузасыпанное бурей, нашли только через пять дней: как-то утром на него наткнулся пастух из деревни. Однако к тому времени гигантские муравьи сделали свое дело: прибывшей из Наджафа полиции уже не удалось установить причину смерти.

Кэтрин ни словом не обмолвилась о том, что произошло – ни Агате, ни Леонарду, ни даже Максу, который встретил ее у ворот деревни, трясущуюся от пережитых эмоций.

Разумеется, все пришли к логичному выводу: Феликс Нельсон заблудился в пустыне – без карты, компаса и провизии он был обречен.

Кэтрин знала, что шейх не станет признаваться в содеянном – зачем ему навлекать на себя проблемы? И его душевное спокойствие вряд ли нарушится из-за того, что он отнял жизнь человека, угрожавшего хатун, – по сути, ему за это и платят.

Что касается Нэнси, она была не в состоянии выслушивать новость о смерти мужа. К тому времени, когда бедуинам под предводительством Макса удалось вытащить «Королеву Мэри» из песка, она впала в полузабытье. Последние несколько дней она провела в шатре на козьих шкурах, а Кэтрин с Агатой сменяли друг друга у ее постели.

Из-за разразившейся бури не удалось послать за врачом. Лишь за день до обнаружения тела Феликса Макс съездил в Наджаф и привез доктора. Тот подтвердил их опасения.

– Родильная горячка? – Кэтрин встретилась взглядом с Агатой.

Врач дал пузырек морфия и велел сбивать температуру, затем поманил Кэтрин наружу. Во дворе он выразился коротко и ясно: до утра Нэнси не доживет.

Следующие несколько часов слились в непрерывное ожидание. Когда было сделано все возможное, Кэтрин достала из кармана костяной амулет и положила на деревянную табуретку возле кровати так, чтобы фигурка зайца оказалась внизу, а змеи – вверху.

Агата вошла в шатер со свежей миской воды.

– Думаете, поможет? – спросила она, с сомнением глядя на амулет.

– Больше ничего не приходит в голову. – Кэтрин взяла фигурку и принялась задумчиво крутить в пальцах. – Он должен защищать…

Агата кивнула.

– Я тоже молилась всю дорогу после ухода врача, но, боюсь, тщетно. Когда брак распался, я не слишком прилежно ходила в церковь – вряд ли Господь ко мне прислушается.

– А я вообще не верю в Бога. По крайней мере, в версию Лена: в того, кто насылает голод, потоп и чуму, когда люди перестают подчиняться.

Агата осторожно убрала теплую тряпку и обмакнула в миску с водой.

– Каковы бы ни были ее грехи, она этого не заслужила.

Посреди ночи, когда тишину нарушало лишь далекое блеянье коз, Нэнси вдруг села на постели, сбросив одеяло.

– Где я?..

Задремавшая было Кэтрин вздрогнула и проснулась.

– Вы в безопасности, – заверила ее Агата. – Мы в деревне бедуинов. Вам нездоровилось, и мы решили пока не возвращаться домой.

– Где Джеймс?

– Спит. Совсем рядом, по соседству. За ним приглядывает одна бедуинка.

Кэтрин с Агатой обменялись взглядами: впервые за неделю Нэнси обрела ясность сознания.

– Пить хотите? – Кэтрин потянулась к чашке, но Нэнси отвела ее рукой.

– Обещайте, что позаботитесь о нем!

У Кэтрин защемило сердце.

– К-конечно… – Она бросила отчаянный взгляд на Агату. – Но вы же…

– Обещайте! – перебила ее Нэнси, опускаясь на подушку – видимо, усилия оказались для нее слишком утомительны.

– Попытайтесь отдохнуть.

Агата склонилась над ней, пристраивая на лоб свежую тряпку.

– Не отдавайте его Феликсу!

– Ни за что! – Кэтрин взяла Нэнси за руку. – Феликс его никогда не получит – это я вам твердо обещаю.

– И не говорите ничего настоящему отцу… – попросила Нэнси, тяжело дыша. – Теперь уже нет смысла…

Она умолкла, зажмурив глаза от боли.

– Ей нужен морфий. – Агата отвинтила крышку и зажала резиновый конец пипетки. – Приподнимите ее немного.

Кэтрин положила ладонь Нэнси под голову, поддерживая мокрый и скользкий от пота затылок.

– Не позволяйте Феликсу говорить, что Джеймс – его сын. Это неправда!

– Не волнуйтесь! – Кэтрин прижала ее к себе.

– Постарайтесь выпить. – Агата поднесла чашку к губам Нэнси.

Постепенно морфий подействовал, и боль отступила. Нэнси закрыла глаза, Кэтрин бережно опустила ее на подушку и прилегла рядом, не отпуская ее руки.

Какое-то время она боролась со сном, но, видимо, все-таки задремала, потому что шатер внезапно наполнился светом восходящего солнца. Почувствовав на лице тепло, Кэтрин тут же ощутила в руке что-то холодное и тяжелое…

Нэнси умерла.

На следующее утро Агата встречала восход на крыше главного дома. Небо над головой разливалось теплой смесью розового и голубого. Измотанная до того, что даже спать не хотелось, она всю ночь ворочалась с боку на бок, съедаемая чувством вины за смерть Нэнси. Если бы она не привезла ее в Ур! Если бы они остались в Багдаде, где есть больница! Если бы она убедила Нэнси вернуться в Англию!..

Джеймс спал в комнате Кэтрин, пребывая в блаженном неведении относительно разыгравшейся трагедии и своей загубленной судьбе. Вчера, когда он открыл глазки, в ушах Агаты еще звучали последние слова его матери.

Не позволяйте Феликсу говорить, что Джеймс – его сын.

Даже на смертном одре Нэнси была твердо уверена в этом. Агата мимолетно усомнилась в ее словах: не была ли то последняя отчаянная попытка помешать Феликсу забрать малыша? Но когда Джеймс взглянул на нее, сомнения рассеялись. Мутные и расфокусированные в первые дни жизни глазки приобрели кристальную ясность, словно крошечные бриллианты.

Да, ей уже приходилось видеть эти глаза – на лице загадочного пассажира «Восточного экспресса», человека, которого она приняла за Арчи.

Воспоминания вызвали новую волну слез.

– Агата…

Она не слышала, как подошел Макс и присел рядом, обняв ее за плечи.

– Какое горе… – прошептал он.

Агата уткнулась ему в рубашку и расплакалась. Захлебываясь рыданиями, она призналась, как невыносимо давит на нее чувство вины.

– Но вы же не могли предположить, что так выйдет, – резонно заметил Макс, гладя ее по волосам. – Вы знали, что она ждет ребенка?

Агата кивнула.

– Она сказала, что с-срок всего шесть месяцев…

– Вы не заставляли ее ехать с вами. Если бы не ваши умелые действия там, у реки, они с малышом не выжили бы.

Ответом было приглушенное всхлипывание.