Бойся мяу - Матвей Юджиновский

виновата. А я виноват и прошу прощения. Очень не хочу, чтобы наша дружба закончилась».

Всю дорогу до тайника повторял: «Я был не прав, прости, пожалуйста». Действительно, просто, а он столько насочинял.

Тяжело дыша, нагнулся к корню Почтовой Осины. На миг даже потемнело в глазах. Спина вся взмокла. А затем вдруг разом покрылась льдом. Сердце сжалось.

Он не мог нащупать оставленного письма.

Забрала? Уже? Быть не может!

В горле пересохло. Голова гудела. Женя пошарил рукой еще, пошире и поглубже.

Внезапно пальцы наткнулись на что-то мягкое. Округлое, подвижное, размякшее. Удивительно, но он не отдернул руку. Практически не сжимая, вытащил находку.

Коричнево-желтое, гнилое яблоко размером больше его кулака.

Только увидев копошащихся на нем муравьев и учуяв резкое зловонье сока, уже скользнувшего на пальцы, отбросил тухлое яблоко. Не ясно, откуда оно взялось, – еще пятнадцать – двадцать минут назад его не было.

Женек посмотрел на заляпанные пальцы, хотел вытереть бумагой. И вспомнил про письмо. Поколебался. Но все-таки на всякий случай оставил в тайнике последний его вариант.

Огляделся. Чуть дольше изучал сад за забором.

Никого. Только высокий, по-морскому поющий шелест над головой. И бесшумные, но вездесущие муравьи.

В этот день проверять тайник снова Женя не ходил ни разу. А вот руки мыл раз шесть. И все равно засыпал ночью с едва уловимым, но не покидающим головы запахом бурой яблочной гнили.

Изо всех сил

Детство кончилось.

Женек прочитал повесть. Всю книгу. Все сто девяносто две страницы. Это ли не значит, что детство, наполненное играми, но не толстыми книгами, подходит к концу?

Возможно, так оно и было, и он перестал бояться страниц со сплошным текстом, без иллюстраций, но со сносками до цифры «8». А возможно, права мама, и скука действительно сильнее лени. Женя с радостью поиграл бы, да не с кем.

С Колей и Митей они не помирились. Шел четвертый день.

Он не помирился. Они не заглянули и не помирились. Кажется, он надеялся, что все уляжется, забудется. И ребята, как бывало раньше, позовут его с улицы, помахивая мячом. Время околдует их, выветрив обиду. Хотя слова помогли бы лучше и быстрее. Несколько простых слов, которые он хорошо знал. Но каждое казалось весом в тонну.

Его жизнерадостный спутник, настоящий болельщик и свидетель Иети, братик Саша уехал со своей мамой, тетей Лизой, в Комсомольск лечить астму. Вместе с ними домой вернулась Таня. Сашка перед отъездом шепотом наказал ему кормить петуха, пока сам будет в больнице. Чем кормить, Женек не понял. Не исключено, что петух этот попросту пластмассовый или тряпичный, – Женька так по-настоящему и не изучил его ящик с игрушками.

А вот с Катькой они могли бы развернуться по полной. Однако детство оборвалось и у нее. Сыграем в «Город»? Покидаем летающую крышечку? Постреляем в «Морской бой»? На все предложения ответ один – детский сад. Теперь она мерила юбочки, красила губы помадой и пудрилась широкой кисточкой, помахивая ей словно волшебной палочкой. С Олей и Ларисой они включали кассеты «Руки вверх» и «Иванушек» и танцевали, подпевая.

Женя и подумать не мог, что они с сестрой вот так вот перестанут друг друга понимать. Но именно так и происходит, когда начинаешь говорить, желая разного. Раньше они могли трещать без умолку, создавая миры, произнося лишь: «А представь…» Последние же дни Катя говорила, чтобы встроиться в мир – древний и, по железному убеждению всезнающих взрослых, единственный. Говорила, дождавшись своей очереди. Но больнее всего был Олин взгляд – «Не неси чушь», – который поселился вдруг в глазах Кати, отвечавших ему еще недавно: «Прикольно».

И, конечно, Руся. Оставалась еще Руся, но она – шел четвертый день – не отвечала. Либо письма исчезали бесследно. Их поглощала земля, и бумага через ниточки корней живительными соками возвращалась туда, откуда пришла. Или тайные записки выносили на крохотных, но крепких спинках наглые, вездесущие муравьи.

Еще бабушка. С ней было интересно и весело и возиться на огороде, и служить на кухне. Но она каким-то образом прознала, что он поссорился с товарищами – так она их называла, – и объявила с жульнической улыбкой, что, пока он не помирится с товарищами, сказок не будет.

Женя пролистал книжку, понимая, что победил эти страницы, с приятным чувством захлопнул и спрятал обратно в рюкзак. Впервые ему захотелось домой, в родной город. Вернуться в квартиру, где у него собственная комната и кровать, во дворы и на школьный стадион, где можно играть в футбол хоть каждый день. Бегать и толкаться с друзьями, с которыми ссорился и мирился уже бесконечное число раз и все без толку.

Внезапно он перенесся туда.

Как же прекрасно сбежать после завтрака на улицу и придумывать все на ходу! Сперва «Квадрат», потом «Чеканка», после «В одно касание» в одни ворота. Или все наоборот, и снова по кругу. Можно в «Козла», или просто распасовку. Можно бить штрафные на точность. А когда народ соберется – тут же делиться, и кончается все многочасовой футбольной катавасией.

В перерыве валяешься в траве в тени деревьев, и не нужен обед – кому-то скинули яблок с окна, а двое-трое сбегали в магазин за лимонадом. И вот уже вечер. Солнце ушло за пылающие алым крыши домов, а решающий гол все откладывается и откладывается. Кто-то в итоге выиграет, когда небо стемнеет до космического синего, а в желудках поселятся черные дыры, готовые проглотить уже и травинку.

Пыльный, потный, с гудящими ногами, Женек возвращался домой, принося запахи травы на коленках, резины на ладонях и ветра в волосах. А затем чистый, сытый и влюбленный в мир успевал еще посмотреть, сидя в ногах папы или мамы, долгожданный фильм, который Оля обвела ручкой в телепрограмме в начале недели.

«Да, прекрасно», – защемило в груди от тоски. Защекотало глаза, он сжал челюсти, захотелось пнуть рюкзак. Что он здесь забыл?..

Да, прекрасно, потому что просто, как апельсин. Ни тебе приставучих Мяуков, ни безумных сторожей, ни шестипалых лисов и ехидных гиен. Чтоб они все провалились! Захотелось завтра же сесть в автобус и уехать. Сегодня же! Вот оно…

Так и есть – он действительно ощутил себя вдруг чужим.

Смог он с кем-то породниться, к кому-то прикипеть?

Дед да бабушка… С некоторой горечью и обидой подумал и о Русе.

Надо бы сходить, заглянуть в тайник – и тут же мельком – напоследок. Будто в самом деле вот-вот и уедет.

Направился из комнатушки – и снова вопрос: «А