Цикл оборотня - Стивен Кинг

– В таком случае вам лучше переехать в город, дядя Отто.Если уж вы так нервничаете, – сказал я, и по моему тону вы бы никогда недогадались, что по спине у меня бегают мурашки.

Он взглянул на меня.., потом – на грузовик по ту сторонудороги.

– Не могу, Квентин, – сказал он. – Иногда мужчина долженоставаться на месте и ждать.

– Ждать чего, дядя Отто? – спросил я, хотя и догадывался,что он имеет в виду грузовик.

– Судьбы, – ответил он и снова подмигнул, но как-то невеселои в глазах его читался страх.

В 1979 году отец тяжело заболел – отказали почки. Потом емувдруг полегчало, но в конце концов болезнь одержала верх. Во время одного измоих визитов в больницу, осенью, мы с ним вдруг разговорились о дядюшке Отто.Кажется, у отца тоже имелись кое-какие догадки относительно того несчастногослучая в 1955-м – куда более осторожные, чем мои, однако они послужилиоснованием для моих вполне серьезных подозрений. Однако отец и понятия не имел,насколько глубоко зашел дядя в своем умопомешательстве на этом грузовике. Я жеимел. Я знал, что почти весь день дядя стоит в дверях, глядя на этот грузовик.Уставившись на него, как смотрит человек на часовую стрелку циферблата, ожидая,что она сдвинется с мертвой точки.

***

В 1981 году дядя Отто окончательно съехал с катушек.Какого-нибудь бедняка на его месте уже давно упрятали бы в психушку, номиллионы на счету даже очень странного человека позволяют смотреть на разныечудачества более снисходительно. Особенно в маленьком городке, где многиеуверены, что безумец в своем завещании непременно отпишет хоть часть своегосостояния в пользу городских нужд. Но даже несмотря на эти (как выяснилосьпозднее, несбыточные) надежды, к 1981-му все стали всерьез поговаривать о том,что дядю Отто следует наконец «определить», для его же блага. Ибо скучное ибесцветное выражение «возможно, опасен» уже давно превалировало над«окончательно сбесившейся сортирной крысой».

Было замечено, что он бегает мочиться прямо на обочину,вместо того чтобы заниматься этим в лесу, где стоял дощатый туалет. Иногда,справляя нужду, он грозил «крессвеллу» кулаком. Кое-кто из проезжавших мимо вмашинах людей думал, что дядя Отто грозит им.

Грузовик на фоне картинно белеющих вдали гор – это одно, аписающий возле дороги с расстегнутой ширинкой и спущенными до колен подтяжкамидядя Отто – это уже совсем другое. Такая достопримечательность туристов непривлекала.

Я к тому времени уже успел сменить джинсы, в которых ходил вколледж, на строгий деловой костюм, однако по-прежнему привозил продукты дядеОтто. Я также пытался убедить его перестать справлять нужду возле дороги – хотябыв летнее время, когда любой проезжающий из Мичигана, Миссури или Флоридыможет застать его за столь неблаговидным занятием. Но ничего так и не добился.На его взгляд, все это были мелочи, пустяки по сравнению с грузовиком. Онокончательно свихнулся на «крессвелле». Дядя утверждал, что грузовик уже успелпереползти на его сторону дороги, что он находится во дворе, прямо перед домом.

– Прошлой ночью просыпаюсь где-то около трех и вижу: стоиттам, прямо под окошком, Квентин, – говорил он. – Нет, молчи! Я хорошо видел,как отсвечивал лунный свет на ветровом стекле, а сам он находился ну буквальнов шести футах от моей кровати! Прямо сердце чуть не остановилось, чуть неостановилось, Квентин… Я вывел его из дома и показал, что «крессвелл» находитсятам же, где всегда, чуть наискосок через дорогу. В том же поле, где Маккатчеоннекогда собирался построить дом. Не помогло.

– Это ты видишь, мальчик, – заметил дядя. В голосе егозвучало бесконечное презрение, сигарета тряслась в руке, глаза вылезали изорбит. – Это ты так видишь…

– Но, дядя Отто… – тут я позволил себе пофилософствовать, –каждый видит то, что хочет увидеть.

Он словно не слышал.

– Проклятая тачка, почти достала меня… – прошептал он.

Я почувствовал, как по спине побежал холодок. Дядя Оттововсе не походил на сумасшедшего. Был угнетен? Да. Напуган? Безусловно… Носумасшедшим назвать его было нельзя. И тут перед глазами предстала картинка изпрошлого: отец подсаживает меня в кабину. Я вспомнил, как там пахло: соляркой,кожей и еще.., кровью.

– Почти достала меня, – повторил дядя Отто.

И через три недели это случилось.

***

Первым тело обнаружил я. Была среда, солнце уже клонилось кзакату, на заднем сиденье «понтиака» стояли два пакета с продуктами. Вечервыдался на удивление жаркий и душный. Время от времени где-то вдалекепогромыхивал гром. Помню, я почему-то занервничал, свернул на дорогу «ЧерныйГенри», словно был уверен: что-то непременно случится. Однако тут же попыталсяубедить себя, что все это вызвано перепадами в атмосферном давлении.

Свернул еще раз – и взору открылся маленький красный домик.И тут же возникла галлюцинация – на секунду показалось, что грузовик стоит водворе, у самой двери, нависает над домиком, огромный и грозный, спотрескавшейся красной краской на прогнивших бортах. Нога уже опустилась ктормозной педали, но не успела надавить на нее – я моргнул, и видение исчезло.Но я уже знал, что дядя Отто мертв. Нет, ни звуков труб, ни световых сигналов –просто появилась абсолютная уверенность в том, что он лежит там сейчасбездыханный и неподвижный. Так же четко иногда представляешь, как в знакомойкомнате расставлена мебель.

Я быстро въехал во двор и, выскочив из машины и оставивпакеты на заднем сиденье, направился к двери.

Дверь была распахнута, он никогда не запирал ее. Как-то яспросил дядю об этом, и он терпеливо начал объяснять, как объясняюткакому-нибудь недоумку совершенно очевидные вещи: он не запирает дверь по тойпростой причине, что «крессвелл» этим все равно не удержать.

Он лежал на кровати в левом углу комнаты, кухня былаотгорожена справа. Лежал одетый – неизменные зеленые штаны, белая нижняярубашка, глаза открытые, остекленевшие. Думаю, что смерть наступила часа дваназад, не раньше. Ни мух, ни запаха в комнате не было, хотя жара стояластрашная.

– Дядя Отто? – тихо окликнул я его, не ожидая ответа. Развебудет живой человек лежать вот так на кровати, с открытыми остекленевшимиглазами? И если я и чувствовал что-то в этот момент, так только облегчение. Всебыло кончено. – Дядя Отто! – Я двинулся к нему. – Дядя… И, едва сделав шаг,остановился, только теперь заметив, как необычно выглядит нижняя часть его лица– распухшая, искаженная. Только тут увидел я, что глаза у него не простооткрыты, а жутко выпучены, буквально вылезают из орбит. И смотрят вовсе не надверь или потолок, а глядят в раскрытое окно у него над головой.

Проснулся прошлой ночью где-то около трех, и он был там,прямо у окна, Квентин… Почти, достал меня… Раздавил, как тыкву… В ушах у меняснова звучали эти слова, а сам я сидел в парикмахерской, делая вид, что читаю«Лайф», и вдыхая запах бальзама для волос и лосьона для бритья.