Вампирский роман Клары Остерман - Ульяна Черкасова

святыни здесь, в поезде, полном человеческих голосов, стуков, шорохов и грохота, где то и дело раздаётся пронзительный гудок паровоза, почти и не слышен. Сила, что рвётся наружу из путэры, точно испугалась этого чужого мира, скромно притихла и теперь едва шепчет.

А я пишу. Пишу, потому что только это успокаивает шум в голове.

Хотя, казалось бы, до самого Златоборска всё шло хорошо, если, конечно, можно так сказать. Но я не плакала, ни о чём не просила, вовсе старалась не разговаривать, чтобы ненароком, даже случайно не вызвать бурю.

Мне казалось, Тео злился на меня за что-то. Он переменился. Из мягкого, понимающего, ласкового и внимательного в один миг стал холодным и несгибаемым, точно сталь. Даже когда он смотрел прямо на меня, то будто вовсе не видел. Мы говорили только по делу, и я почему-то повторяла себе, что он разгневан.

Теперь я понимаю, что нет.

Так или иначе, я держалась стойко, так, что сама собой гордилась, размышляя, что отец бы точно похвалил меня за хорошее поведение. Именно такой я нравилась всем больше всего: спокойной, покладистой, послушной и молчаливой. За это меня всегда хвалили.

И вот я прибыла в Златоборск, который всегда мечтала увидеть, в первую столицу Ратиславии, город купцов и ремесленников, город Святой Златы, которая родилась и выросла в нашем Великолесье.

Сколько я прочитала о ней! Как мечтала посетить храм, посвящённый княгине, но на этот раз успела разглядеть лишь позолоченный купол храма из кареты нанятого извозчика. Маленькие аккуратные купеческие дома тоже пролетели мимо в сумерках засыпающего города.

Детинец на холме с его белоснежными стенами и старыми башенками вовсе скрылся где-то в ночи, и я увидела только размытые огни уличных фонарей и зажжённых окон.

– Там посреди площади всегда горит Незатухающее пламя, – сказал Тео, заметив мой интерес. – В память о вашей княгине-ведьме.

– Она не моя княгиня, – его слова меня почти оскорбили. – Я же лойтурка.

– Рад слышать.

– Что?

– Что ты считаешь себя подданной лойтурской короны.

Пусть никогда прежде не задумывалась об этом, но теперь это показалось само собой разумеющимся.

Мы прибыли на железнодорожную станцию имени Святой Златы, когда было уже совсем поздно, но на перроне и в здании собралась такая толпа, какой я не видела ни на одной ярмарке у нас в Мирной, и потому растерялась, ощутив себя вдруг совсем беспомощной и… ослепшей.

Сколько людей, сколько жизней. Если прежде, глядя на людей, я видела только внешнюю оболочку – одежду, которая обозначает финансовое положение, манеры, что говорят о воспитании, выражение лица, отражающее переживания, – то теперь люди, когда они не сами по себе, а в толпе, массой, потеряли для меня вовсе всякое отличие друг от друга.

Как бы я ни стараюсь, но вижу только золотые огоньки, что пылают у них между рёбер. Насколько же тяжело сдержаться, когда они окружают тебя со всех сторон, и звенят тревожно, манко, завораживающе.

Я поняла, что Тео тоже напряжён, когда он сжал мою руку.

– Что такое? – вырвавшись из собственных мыслей, я посмотрела на него, столкнулась с тяжёлым взглядом и тут же всё поняла.

Пусть Тео куда лучше меня успел овладеть возможностями, что открывала наша извращённая природа, но он тоже ни разу не бывал в толпе. Долгое время он сидел запертым в лаборатории отца, а после бродил по малолюдным деревням. Теперь же мы оба оказались одновременно посреди огромного города, да ещё и на вокзале, полном людей – беззащитных, озабоченных своими проблемами, ни о чём не подозревающих.

Если мы всего вдвоём расправились с целым лагерем чародеев, то как быстро бы управились с теми, кто по природе своей неспособен был нам противостоять.

– Ты тоже это видишь?

Сглотнув, он кивнул, и я, заворожённо наблюдая, как двигается его кадык, ощутила, как горело моё собственное горло.

Мерзко осознавать это и ещё сложнее признать, но однажды ощутив голод, уже невозможно заставить его исчезнуть. Но я повела пальцами свободной руки, поддев одну нить, другую, немного утоляя голод и заглушая его.

– Я куплю нам билеты, – сдавленным голосом произнёс Тео. – Оставайся на месте.

Как только он скрылся в толпе, я попятилась к стене, чтобы не оказаться затоптанной, устало прикрыла глаза.

Но золотые огни никуда не пропали. Они по-прежнему маячили перед глазами, как светлячки в ночных садах, и звенели, звенели, отчего хотелось заткнуть уши.

– Господица, с вами всё в порядке? – Передо мной, точно из-под земли, вырос пожилой мужчина в синей форме.

Наверное, он говорил не так уж громко, но в тот момент я оглохла от его голоса, отшатнулась, зажимая уши ладонями.

– Господица, – вкрадчиво повторил мужчина. – С вами всё в порядке?

– Я?.. А… да… – забормотала я, мечтая только о том, чтобы он замолчал.

– Вы выглядите неважно, – озабоченно произнёс он, цокая языком. – Вам плохо? Вы здесь одна? Как вас зовут?

Он что-то говорил, говорил, и говорил, а в голове моей жужжал рой голосов, и со всех сторон звенели золотые огни, поэтому из всего потока моё сознание вырвало только одно:

– Как вас зовут?

– Клара, – пролепетала я слабым голосом.

– Клара, – повторил он. – Пройдёмте со мной. Присядете в моём кабинете. Там тихо, отдохнёте.

Я пыталась вырываться, когда он взял меня под локоть, но оказалась слишком слаба и растеряна, а он уверенно повёл вперёд через толпу. И, оглушённая и ослеплённая тысячью незнакомых переживаний, я безвольно поплелась следом, вмиг позабыв и просьбу Тео, и его самого, и даже саму причину, почему я оказалась на вокзале.

В себя я пришла уже в маленькой каморке, на двери в которую висела табличка «Начальник станции», заваленной папками, коробками и ящиками.

– Сидите тут, – сухо велел мужчина.

И только когда дверь за ним захлопнулась, а сам он исчез в неизвестном направлении, я поняла, что что-то пошло не так.

Вскочив, я метнулась к двери, задёргала ручку, но та оказалась закрыта.

Над столом висели часы. До отправления нашего поезда осталось десять минут. Тео, наверное, вернулся на условное место встречи и с ума сходил, не обнаружив меня там.

Я заколотила кулаками в дверь, заголосила:

– Господин, господин, я же опоздаю на поезд!

Но никто не отвечал.

А откуда-то с перрона точно в издёвку раздался гудок.

Часы на стене оглушительно громко тикали, и сердце билось всё быстрее, всё громче с каждым следующим ударом стрелки.

– Откройте!

Но сколько я ни дёргала дверь, замок не поддавался, как вдруг, когда я уже отчаялась, и до отправления осталось всего несколько минут, в замочной скважине вдруг заскрежетал ключ.