Вампирский роман Клары Остерман - Ульяна Черкасова

дал надежду, что я значу для него что-то, после вовсе исчез. Просто забыл обо мне.

Но Тео… Только не Тео.

Он же сам сказал… мы одной природы.

Но он сидел в купе, не сказав ни слова. В полной тишине он отмыл кровь с рук намоченным платком, всё так же молча принёс ужин и поставил передо мной на стол. Я не съела ни кусочка, и уже потемнело за окном, когда Тео, так и не заговорив, унёс его.

Вагон потряхивает порой. Видимо, железную дорогу сильно занесло. Это ощущение мерной тряски столь ново и странно, что хоть немного заставляет отвлечься. Я сижу, пишу, порой смотрю в окно на заснеженный лес. Взглянуть на Тео рискнула лишь несколько раз, наткнулась на его улыбку. Не думала, что она бывает столь мерзкой, гадкой, высокомерной. Я долго не могла понять, почему это так знакомо мне, ведь прежде мы с Тео не спорили, а потом вдруг с ужасом осознала. Точно так же на меня всегда, пока не ослеп, смотрел граф Ферзен, когда я осмеливалась заговорить в его присутствии. В других случаях он вовсе не смотрел на меня и, кажется, вообще не замечал.

И так же, шурша своими юбками и оставляя шлейф душных до вульгарности духов, на меня поглядывала порой с издёвкой Настасья Васильевна. Только она, в отличие от графа, ещё порой могла и сделать замечание.

– Клара, откуда у вас это очаровательное платье? Бабушка прислала в подарок?

– Милая Клара, ну хоть иногда улыбайтесь, а то у вас ужасно унылый вид.

– Кларочка, ну разве можно так пищать? Никто не слышит, что вы говорите. Раз уж вмешиваетесь в чужой разговор, то хотя бы говорите чётче. Вас невозможно слушать.

Она никогда не позволяла себе этих высказываний при отце или гостях, это я отметила давно. Но стоило нам остаться в компании графа или кого-то из крепостных, и она не теряла возможности уколоть.

И вот, Тео. Тео, который назвался моим другом. Тео, который заставил думать, будто переживает за меня. Тео, который является точно таким же чудовищем, что и я.

Но я даже не понимаю, за что он наказывает меня. Я не понимаю, что сделала не так. Это потому что я ушла со смотрителем? Или потому что напала на городового? Или из-за того, что мы едва не опоздали? Или всему виной мои слёзы? Если бы он хотя бы пояснил, в чём я виновата, я бы смогла вымолить прощение, но он… он молчит, а я задыхалась от этой тишины.

Каждый раз, стоит взглянуть на него, как он улыбается с издёвкой. Хочется стереть эту усмешку с его лица.

Я не знаю, что делать.

Создатель!

Мы разругались. Совсем. Он бросит меня, как только доберёмся до Белграда. Что я буду делать там?

Дура! Какая же я дура! Нужно было промолчать, но нет, впервые я посмела открыть рот, и вот, пожалуйста.

Но Тео сам довёл меня, честное слово.

Вечером, когда стемнело, он не стал зажигать свет, вместо этого достал фарадальское чудо из моего саквояжа, положил на стол и долго любовался. Золотой свет слепил до рези в глазах, а Тео смотрел, не отрываясь, мечтательно и с любовью, и улыбался, сжимал его пальцами, вытягивая Золотую силу, и я слышала, как трещало стекло, когда ногти его на короткое мгновение менялись, обращаясь в острые когти. Не знаю, способны ли мои руки на такое, и знать не хочу.

Каждый раз, как стекло путэры трещало, я вздрагивала, а яркий свет мерцал и гаснул.

– Считаешь, это смешно? – не выдержав, едко спросила я.

– Считаю, это красиво, – ответил Тео, даже не взглянув на меня.

– Ты убил целый табор ради какой-то ерунды.

– Мы убили целый табор, – поправил Тео, – ради источника невероятной силы, который, к тому же, ищет твой отец.

– И что ты будешь с ним делать?

Он лениво перевёл на меня взгляд, впрочем, не задерживаясь на мне, словно я представляю собой нечто совершенно неинтересное.

– Что ты собираешься с ним делать? – повторила я настойчивее, но вновь не получила ответа. – Тео! Зачем тебе эта штука?

– Вряд ли ты поймёшь.

– Так объясни. Я не дурочка какая-нибудь.

– Хм… Разве?

Это вывело меня из себя. Весь день он молчал, но как только открыл рот, как из него посыпались оскорбления.

– Но ты ведёшь себя как маленькая дурочка, – заявил он крайне надменно.

– Хватит! – воскликнула я и тут же испугалась, что нас услышат соседи, но грохот колёс, скорее всего, заглушил крик.

– Маленькая, слезливая, трусливая дурочка.

О, Создатель! Он наслаждался этим. Каждое полное издёвки слово приносило ему удовольствие.

– Маленькая дурочка, которая не может себя контролировать и убивает всех подряд.

– Неправда. – На глазах у меня тут же выступили слёзы. Я сжала кулаки, пытаясь хоть как-то совладать с собой, но безжалостная честность его слов впивалась в сердце как ножи. – Не я одна убивала этих людей. Ты был там всё время со мной. И в Курганово. И на постоялом дворе. – Я захлёбывалась словами и уже тонула в слезах, но никак не могла остановиться. – И в фарадальском лагере. Ты убивал их вместе со мной. Я же делалал это лишь потому, что ты приказал мне так поступить.

– Я убивал, потому что ты никак не могла насытиться, – проникновенным шёпотом произнёс Тео, наклоняясь на стол и опираясь на локти, – потому что настолько жаждала крови. Ты сорвалась, Клара, – протянул он моё имя с убивающей ядовитой нежностью. – Ты плакалась и жаловалась на своё одиночество, на слабость и голод. Ты умоляла дать тебе ещё крови. И ещё. И ещё. И это ты уговаривала меня убить сначала Соню, потом сыскарей и ту девочку на постоялом дворе, потом фарадалов. Но стоило утолить жажду, как тут же просыпалась совесть, и ты трусливо сбегала, рыдала и умоляла помочь всё забыть. И мне пришлось взять на себя всю ответственность. Я помогал тебе забыть.

– Я была не в себе…

– Не в себе? – Золотой свет делал лицо Тео плоским, как блин, и на этом блине скривились в издёвке полные губы, делая его неожиданно уродливым. – Ты вообще неспособна взять ответственность за свои поступки? Клара, хватит вести себя как маленькая. Неужели ты настолько жалкая, что даже не можешь признать свою вину? Ты убийца. Как и твой отец.

И во мне что-то сорвалось.

– Хватит!

Я бросилась к двери, Тео вмиг оказался рядом, схватил меня за руку.

– Не смей! – Я вырвала руку, потянула