Орден Последней Надежды. Книга 2. Святой воин - Андрей Родионов

Я кидаю беглый взгляд на головорезов, сидящих за соседним столом, и губы расползаются в легкой улыбке. Поистине, надо быть философом, чтобы разглядеть в собравшихся вокруг громилах не то что обладателей души, но и просто братьев по разуму.

Тридцать три дня я провел в Мюнхене под видом странствующего монаха, что готовится пойти в крестовый поход вместе с германским войском. Время от времени я прикидывался приказчиком, воином-наемником, а то и странствующим бардом. Слишком уж покладисто повели себя баварцы, чтобы граф Дюшатель поверил в то, что все уже закончилось. Ведь заговорщики попросту разъехались в указанные им места, даже не попытавшись поднять войско. Сумели ли францисканцы вкупе с дознавателями графа Дюшателя выявить все нити заговора? Сомневаюсь. Остались ли деньги у барона де Рэ после того памятного ограбления? Несомненно. Вот и выходит, что толком ничего пока что не закончилось.

Несмотря на то что маркграф Фердинанд возвратился в Баварию несолоно хлебавши, войско, собранное его отцом, так и не двинулось в Чехию! Более того, отдельные отряды начали перебазироваться поближе к французской границе. Три дня назад, проявив чудеса ловкости и затратив весьма солидную сумму, я узнал о существовании гонца, что скоро повезет некое чрезвычайно важное послание к врагу, затаившемуся подле французского короля.

Вот почему я уже два часа сижу в общей зале деревенского трактира, который расположен в десятке лье от Обиньи. Это заведение общепита называется «Буланый жеребец». Ничем не примечательная грязная дыра, еда здесь дрянь, да и выпивка, как бы помягче выразиться... подкачала, что ли. Похоже, что трактирщику чуть-чуть не хватило терпения. Выдержи он эту кислятину в бочках еще с полгода, она смогла бы растворять не только гвозди, но и самые луженые желудки. А может, все гораздо проще и владелец «Буланого жеребца» мечтает стать отравителем, а потому набивает руку на проезжих. Не будь я на службе, обошел бы подобное заведение за тридевять земель. Увы и ах, сюда меня привел долг перед Францией. Встреча, которая мне предстоит, не из самых приятных, а потому под моим строгим черным камзолом при каждом движении тихонько позвякивает добрая миланская кольчуга.

Курьер еще не знает о предстоящем свидании, но наше рандеву неизбежно. Ближайший в округе трактир расположен в двух лье к северу, на параллельной дороге, ведущей к Мобер-Фонтену, а в том направлении баварскому посланцу абсолютно нечего делать. Мобер-Фонтен славится круглогодичной ярмаркой обуви и конской сбруи, гонец, которого я поджидаю, направляется западнее, в Суассон или Компьень. Эх, знать бы поточнее! В Суассоне собрана освободительная армия Жанны д'Арк, в Компьене сейчас находится резиденция французского короля, но где же затаился предатель? За месяц, что я провел в Мюнхене, французская армия прошла по западной окраине Бургундии, не встречая никакого сопротивления. Крупные города капитулировали перед Жанной, не дожидаясь особого приглашения. Их жители вывешивали белые флаги, преподносили ключи от городских ворот.

Наше войско с севера нависло над Парижем, от Суассона до столицы, пока что занятой неприятелем, каких-то двадцать миль, сущий пустяк. Чтобы их пройти, понадобится максимум неделя, да и то с учетом скорости неторопливо ползущих волов, которые прут тяжелые осадные орудия. А ведь Жанна не будет ждать подхода пушек, у нее совершенно иной стиль ведения войны: быстрая атака, застающая противника врасплох. Дева не ждет, пока супостат изготовится к обороне, рыцарские условности для нее — пустой звук.

В памяти всплывает давний случай, разнесенный молвой по всей стране. Когда разгоряченные французы после битвы при Патэ принялись убивать пленных англичан, те обратились к Деве, проезжающей мимо, прося защиты. Глупцы наперебой кричали, что готовы заплатить любой выкуп, лишь бы остаться в живых. Наивные островитяне отчего-то считали, что женщины мягче, добрее мужчин.

— Не все в этом мире покупается! — жестко бросила им Жанна. — Пусть ваша участь будет уроком для остальных чужеземцев, которые еще топчут землю нашей милой Франции. Не будет вам никакой пощады, — и, оглянувшись на воинов, приказала: — Перебить их всех до единого!

— Уничтожить всех англичан, — тихо повторяю я.

Поймав настороженный взгляд трактирщика, который суетливо вертится поблизости, прошу его принести еще кружку вина, только похолоднее, из погреба. Я расположился в самой глубине зала, спиной к входной двери, остальные семь столов битком забиты, за ними нет ни одного свободного места. Крестьяне, охотники и лесорубы, сидящие плечом к плечу, то и дело посматривают в мою сторону, я чувствую их взгляды так же ясно, как если бы они тыкали в меня пальцами. За столом у единственного окна расположился купец могучего сложения с сыновьями и приказчиками. Огромное блюдо с печеной рыбой уничтожается ими прямо-таки с фантастической быстротой.

Покосившись в ту сторону, я кривлюсь. Последний месяц у меня была довольно однообразная диета. Пиво темное и светлое. Рыба соленая, копченая, жареная и печеная. Сосиски, сардельки и колбасы с неизменным гарниром из тушеной капусты. Жуть! В немцах есть много положительных качеств. Народ они воинственный, приверженный порядку и дисциплине, но кулинары из них — как из меня балерун. Стремление видно, но способностей никаких. А уж их сыры, это вообще песня! Хуже них немцам удаются лишь супы. Нет, больше ни слова о драконах! Отныне и навсегда — только французская еда.

— Еще кружку вина? — суетливо любопытствует подскочивший хозяин.

Его пальцы нервно мнут ткань несвежего фартука, оставляя влажные пятна, глаза трактирщик прячет.

Мы ведем себя весьма достойно, но стоит пять минут побыть в нашем обществе, и любому станет понятно, что грядут большие неприятности. Оттого и суетится трактирщик, в десятый раз протирает столы, словно это спасет их, когда завяжется драка. Увы, добрый человек, это не поможет. Поверь опыту, в щепки разнесут все, до чего дотянутся. Входную дверь непременно сорвут с петель, а стены до самого потолка заляпают кровью. Уж такие люди здесь собрались, если они что решат, то так и сделают, от своего не отступятся.

Я медленно качаю головой, отсылая трактирщика. С утра маковой росинки во рту не держал, но никакого аппетита не чувствую. И почему сердце вечно велит одно, а долг — иное? Откуда пошла подлая поговорка «Или других грызи, или лежи в грязи»? Кто так устроил жизнь, что во имя высокой цели вечно приходится совершать подлости, мелкие и не очень, и даже смертоубийства, массовые и одиночные? Кто Ты, наш Создатель, и для чего дал нам свободу воли, уж не для того ли, чтобы научить кого-то на нашем примере? Наглядно кому-то доказать, что мы как были обезьянами, так ими и остались, а разум используем лишь для того, чтобы убивать и предавать друг друга еще изощреннее!

Купец, сидящий у окна, громко кашляет, я киваю в ответ. Во дворе трактира поднимаются шум и суета, подъехавшие всадники оживленно гомонят, кони довольно ржут. Гонец кидает поводья выбежавшему мальчишке, зычным голосом велит напоить жеребцов ключевой водой, а зерна в ясли насыпать столько, чтобы и заводным коням хватило налопаться за четверых, путь предстоит неблизкий. Ну, это он ошибается, путь его закончится в этом самом трактире. Как странно устроена наша жизнь! Вечно мы суетимся, строим планы, расписываем по минутам, как встретим праздники, что подарим детям на свадьбу, как внуков назовем. Но некто уже принял по нашему поводу персональное решение и даже отправил специально обученного человека. Правильно сказал Экклезиаст насчет суеты.