Катастрофа в две полоски - Алекс Коваль

небольшого помещения и, запустив пятерню в волосы, нервно их ерошил.

Эх, а я тоже так хочу... В смысле, пальчиками в этой темной густой шевелюре зарыться и…

– Я прошу у тебя прощения за то, что не поверил, – перебили ход моих неуместных мыслей неожиданные тихие слова Мирона.

Он остановился и, уперев руки в бока, в упор посмотрел на меня. Злость мужчины как рукой сняло. Осталась только усталость и масса невысказанных слов в потеплевшем взгляде.

– Я был неправ, когда даже не стал тебя слушать. Лера, я идиот!

Ну, допустим не ты один, я тоже хороша, но да ладно.

Я промолчала и просто кивнула. Потому что поверила. Потому что знала, что в этой ситуации виноваты оба. И потому что по большей части даже я, а не Мирон. Да и согласитесь, глупо было бы включать дамочку с задетым достоинством. Я сама эту кашу заварила. Да и… не только эту. Мирон просто пока об условии Павла не знает.

Блинский блин!

– Я на тебя не в обиде. Правда, – улыбнулась я. – Любой на твоем месте посчитал бы ситуацию очевидной и поступил аналогичным образом.

– И все равно. Глубоко внутри я понимал, что ты бы так не поступила.

– Откуда ты можешь это знать?

– Просто чувствую и все. Ты удивишься, но мне хватило времени, чтобы тебя узнать. На бьющего в спину человека ты точно не похожа.

– Угу, я вываливаю все прямо глядя в глаза. Язык мой – враг мой, – хохотнула я, а Мирон едва заметно дернул уголком губ в улыбке.

Ох, этот его взгляд. Глубокий, задумчивый, заглядывающий в самую душу и тихие слова:

– Жаль, я понял это поздно.

Опять пауза. Опять неловкая. И заполняет ее снова повисшее между нами напряженное молчание и птичья трель с тихим уютным шелестом листвы на высоких, многовековых деревьях, что прячут в своей тени дом от палящего летнего солнца.

Я совершенно неуместно и не вовремя снова возвращаюсь к мысли, что жить в таком особняке, наверное, потрясающе. Свежий воздух, полное единение с природой, и никаких тебе бетонных джунглей, давящих своей серостью и грязью. Вот бы и мой… наш малыш жил в подобном месте.

Чисто машинально ладошка ложится на живот, и такой жест не укрывается от взгляда Мира, который слишком пристально и внимательно следит за моим мимолетным движением.

Сердце ударилось о ребра. Неужели догадался?

Да нет, быть такого не может.

Тем не менее, это странный момент. Спокойный и правильный. Такой, что на языке совершенно неожиданно начало вертеться совсем не то признание, которое касается работы или коллекции. Словно яркой вспышкой пролетело и накрыло с головы до ног теплое чувство: вот сейчас, в этот миг, в эту секунду нужно и можно рассказать Миру о ребенке. О беременности, которая появилась совершенно неожиданно, и которую я решила сохранить. О нашем малыше.

– Мир, мне надо кое-что тебе сказать… – даже начала я, с особой тщательностью подбирая правильные слова, но Мирон перебил, кивнув и сказав:

– Должна, – голос мужчины просел до волнующего хрипа, и он нехотя тряхнул головой, как будто прогоняя наваждение. – Например, начни с того, откуда взялась наша свадьба?

Ну, вот и все.

Момент доверия упущен.

Я вздохнула и снова закрыла свою душу на тысячу замков. Выворачивание нутра наизнанку откладывается на неопределенное время, Валерия.

– Мне пришлось соврать Пал Олегычу, чтобы она согласился на мои условия. Ему было любопытно, почему я, обычная, рядовая бывшая работница так топлю за ваш союз.

– Топлю за ваш союз? – ухмыльнулся Мир такой формулировке. – И ты решила…

– Ну, не рассказывать же ему правду? – фыркнула я. – О предателе, журнале и прочих прелестях, что мы успели пережить.

– Логично.

– Пришлось ляпнуть про свадьбу. Честно, без левого и злого умысла. Я тебе в невесты не набиваюсь, – выпалила торопливо, нервно посмеиваясь, и когда взгляд мужчины потемнел, а брови нахмурились, тихонько добавила, – если что… – запнулась. Потому что взгляд стал снова прицельным и суровым.

Что это он? Разозлился? Неужели не поверил и всерьез думает, что я на место его жены мечу? Нет, положа руку на сердце, я бы совершенно точно от такого места не отказалась. Мирон Троицкий – идеал мужчины! Но я ведь вполне осознаю, что я для него никто и звать меня никак, а эта новость про свадьбу просто маленькая, безобидная врака.

Правда, у меня под сердцем растет “врака” побольше, но это уже так… мелочи.

– Ладно, – кивнул Мир, – то есть, по-твоему, Броневицкий действительно повелся? – голос Мирона звенел от напряжения. Или это было не напряжение? Тогда что?

– А почему нет? – не заметила, как и мой тоненький голосок просел до хриплого шепота.

– Хороший вопрос, – прошептал Мир, задумчиво осмотрев меня с головы до ног, – почему бы и нет? – пропел загадочно и неожиданно сделал шаг по направлению ко мне. Слишком быстро, одним махом сокращая расстояние между нами до непозволительного минимума. А потом вообще обнаглел. Примерно как я пару-тройку минут назад. Подхватил за талию и прижал к себе. К своей широкой груди. Заставляя меня удивленно выдохнуть остатки воздуха из легких и, взвизгнув под таким напором, упереть ладошки ему в грудь. С замиранием собственного сердца слушать, как часто и быстро бьется его…

– Мир, что ты делаешь? – прошептала тихонько, когда мужчина начал медленно, словно дразня, играючи наклоняться, стремительно сокращая расстояние между нашими губами.

Мамочки-и-и, кажется, я сейчас умру от остановки сердца!

В горле пересохло. Дышать получалось с трудом. Прибавить сюда ощущение ладони мужчины, что была чу-у-уть… ладно, кому я вру! Сильно ниже талии, и уже лежала на моей попе, как бы случайно сжимая ягодицу, и получаем совсем взрывоопасную Леру. Все гормоны махом пришли в волнение, и разгорелись не самые невинные желания, опаляя от макушки до пят и закручивая внизу живота настоящий огненный ураган.

Держи себя в руках, Совина.

Ты кремень!

Ты скала!

Ты непоколебимая женщина, уверенная в себе и своем теле, которое уже предательски сдается, а еще ты беременна, и тебе позволительно, и… господи-и-и, как сильно я хочу его поцеловать!

Какие губы… чувственные, красивые, упрямые.

Какой запах… мята, цитрус, хвоя – убойная смесь всего и сразу!

А какой взгляд… шторм на море, темнеющее на глазах синее небо.

– Теперь твоя очередь мне подыграть.

– Ч...что?