Кто-то просит прощения - Вадим Юрьевич Панов

грустную историю. Новых подробностей не появилось, из чего можно было сделать вывод, что либо она абсолютно правдива, либо Кислый отлично её зазубрил. Затем покрутил головой, поковырялся в сумке и поинтересовался:

– Напомни, почему мы «по старой памяти» не сняли сауну в городе?

Дорога его изрядно утомила. Или же начал сказываться возникший в организме дефицит героина.

– Я скоро уезжаю.

– А… точно, я опять забыл.

– Ничего страшного. – Он улыбнулся. – Оттянемся на Ольхоне. Кто знает, когда я его снова увижу?

– Да, увидишь ещё и не раз, – махнул рукой Кислый. – Ты ведь не на другую планету летишь, а в Москву.

– Кто знает, как дальше всё сложится? Вдруг не получится вырваться?

– Байкал – это навсегда. Ты его по-настоящему чувствуешь, я вижу. А раз чувствуешь, то как бы ни сложилось – будешь возвращаться. Обязательно будешь.

– Обязательно буду, – повторил он, удивляясь услышанному.

– При любой возможности.

– При любой возможности…

Когда-то давно, в другой, как принято говорить, жизни, ему довелось побывать в Каире, посмотреть на пирамиды. Он ехал, чтобы поставить «галочку», занести в своё личное туристическое дело факт посещения одного из Чудес света. А уехал – абсолютно изумлённый, потрясённый до глубины души. Уехал с одной мыслью – обязательно вернуться. Потому что ни один небоскрёб, ни одно скопление небоскрёбов, которые он уже видел к тому времени, включая самые знаменитые, как грибы, растущие в нефтяных эмиратах, не произвели на него даже толики того впечатления, как пирамиды.

И он понял, почему их боится Время.

И Байкал, давно, при первой встрече, поразил его столь же глубоко – концентрированной силой. Мощь океанов размазана по невообразимым просторам, а здесь она собрана, сжата так, что можно потрогать рукой и восхищённо замереть, ощутив её древний Закон.

Нет на Земле ничего похожего. И невозможно представить, что ты никогда больше не увидишь священное во всех мирах море. Невозможно.

– Ты говорил, что девчонки будут.

Голос Кислого прозвучал глухо, словно издалека. Сначала он решил, что Кислый шепчет, потом сообразил, что приятель говорит громко, но его слова с трудом пробиваются сквозь пелену задумчивости, в которую он погрузился, и тряхнул головой:

– Девочки уже там.

– А как они добрались?

– На своей машине.

– Подцепил богатых тёлок? – улыбнулся Кислый.

– Новая работа – новые знакомства. – Он заставил себя рассмеяться пошлым, скабрезным, неприятным, зато понятным приятелю смехом. – Я общаюсь с богатыми папиками, в том числе – неформально, и произвожу впечатление на их дочек.

– Жениться не собираешься?

– Есть мысли, – солгал он.

– Богатый папаша – это мечта. – Кислый вздохнул. – Один раз женился – и всю жизнь как сыр в масле катаешься.

– В услужении у избалованной дуры?

– Зато ни о чём думать не надо. Главное – ребёнка ей заделать, и вот ты уже член семьи. Без хлеба с маслом не останешься.

«Как же сильно ты изменился…» – с горечью подумал он, потому что тот Кислый, которого он знал, никогда бы не задумался о карьере донора спермы. Тот Кислый верил в себя и свой талант и собирался свернуть все попавшиеся на пути горы.

Хоть и выглядел кислым.

А может, и не изменился, просто жизнь, изрядно над ним покуражившаяся, научила «мыслить рационально и прагматично», искать возможности оказаться в тепле и на высокой жёрдочке, и плевать на всё остальное. Да и что может быть важнее?

И что может быть печальнее, чем вид сломленного человека?

К этому времени они давно проехали «тот самый» «Harat’s», переправились на остров – на паром прошли быстро, без очередей, и приближались к Хужиру. Почти на месте… Он внутренне подобрался: время и очень спокойным голосом произнёс:

– Кстати, я взял всё, что обещал.

От неожиданности Кислый подпрыгнул на сиденье:

– Правда?

– Правда.

– Что же сразу не сказал?

– Хотел сказать, но ты уснул.

– Разбудил бы! – настроение Кислого резко улучшилось и он с чувствительным пафосом, доступным исключительно наркоманам, произнёс: – Ты – настоящий друг.

Он улыбнулся.

– Дашь?

– Собираешься прямо сейчас вмазаться? – Он сделал вид, что удивился.

– Хочу перед девочками быть в форме.

Ну, да, дрожащие руки производят унылое впечатление. Тем более – на «богатых тёлок», которых нарисовало воображение Кислого. И которых не существовало в действительности.

– Пожалуй, ты прав.

Ход разговора был рассчитан идеально: они проехали Хужир, но и потом нигде не остановились – поехали прочь, подальше от людей, к давно подобранному им месту: удалённому и пустынному.

– А почему не на обочине? – почуяв дозу, Кислый стал нетерпелив.

– Потому что не хочу, чтобы случайный полицейский увидел, как ты ширяешься.

– Тоже правильно.

Он остановил машину, огляделся, словно впервые здесь оказался, убедился, что никого нет, и вытащил из кармана «чек».

– Приступай.

– Спасибо… спасибо, брат.

Движения Кислого, который до сих пор производил впечатление абсолютно расслабленного, даже расхлябанного человека, стали легки и точны. Схватив «чек», он тут же вытащил из сумки кожаный футляр – несессер наркомана, подготовил шприц, поднёс под ложку зажигалку, втянул раствор в цилиндр, закатал рукав, перемотал руку жгутом, укололся и блаженно откинулся на спинку кресла.

– Спасибо.

– На здоровье.

– Ты всегда был шутником. – Кислый вновь стал расслабленным.

– Ага… – протянул он. – Ты отдохни пока. Впитай ханку.

А сам вышел из машины, сходил к берегу, посмотрел на темнеющее небо – время было рассчитано не менее точно, чем разговор в машине, ещё раз убедился, что людей поблизости нет, вернулся, достал из багажника надувную лодку, распаковал и накачал работающим от автомобильного аккумулятора компрессором. Отнёс к воде. Принёс и установил мотор, залил бензин. Приготовил запасные канистры, проверил вёсла – на всякий случай. Действовал не менее точно и аккуратно, чем Кислый. Который никак не реагировал на приятеля.

Которого считал другом.

Который оказался убийцей.

Подготовив лодку, он перенёс в неё пребывающего в отключке Кислого, уложил и накрыл брезентом. Вернулся за его рюкзаком, к которому добавил подготовленные туристические мелочи, которые Кислый не стал бы брать с собой, чтобы «оттянуться как раньше»: «пенку», спальный мешок и горелку. Закрыл машину и отчалил.

Наступил самый опасный этап операции. До сих пор они ни с кем не общались и, к счастью, не встретили ни одного знакомого. К тому же никто не знает – в этом он был абсолютно уверен, – что они отправились на Ольхон. Но сейчас Кислый крепко обдолбан – он позаботился о том, чтобы «чек» дал именно такой результат, – а у него в кармане ещё несколько доз, которых вполне хватит на крупные неприятности с законом. А идти до Рытого далеко, мало ли на кого нарвёшься? Всё это заставляло убийцу немного нервничать, но везение его не оставило – по дороге им встретились только рыбаки, которые не обратили никакого внимания на одного «из своих», и он без приключений добрался до мыса. Вытащил лодку на берег, побродил, убеждаясь, что на Рытом людей тоже нет, после чего перенёс Кислого, посадил около камня, так, чтобы утром его обязательно заметили с воды, рядом бросил вещи, как бросил бы их собравшийся уколоться наркоман, и раскрыл несессер.

Затем выпрямился и посмотрел в сторону реки, в сторону места, где Рыта исчезала из нашего мира, в сторону запретного ущелья, в которое они нагло вторглись. Посмотрел, вздохнул и потёр подбородок. Он не знал, как правильно проводить ритуал, но был уверен, что будет услышан.

А дальше – как получится.

– Я не знаю, как тебя зовут. Но я знаю, что виноват перед тобой. И я хочу загладить свою вину и попросить прощения. И прошу принять этот дар в знак моего раскаяния. Я сожалею о том, что сделал. – Голос стал крепче, и голова оставалась гордо поднятой. Он не умолял, а предлагал договориться. – Я сожалею, но не потому, что испугался… Не только потому, что испугался… – Короткая улыбка. – Как видишь, я с тобой честен. Я сожалею о том, что был глуп и глупость заставила меня вести себя без должного уважения. За это я прошу прощения. В этом я раскаиваюсь. – Помолчал и развёл руками. – Больше мне сказать нечего. Теперь всё зависит от тебя. Дай знать, что надумаешь.

Убийца вернулся к Кислому, затянул на плече жгут и вколол ещё одну дозу – из своего шприца. Ослабил затяжку и вложил в руку наркомана его шприц.

И посмотрел на парня в последний раз.

– Этот укол тебя убьёт, Кислый. Так должно было произойти и так произошло, потому что то, что мы здесь натворили, ничего не изменило. Рина умерла. Но этого мало. Наша выходка убила Зебру, убила тебя и, возможно, убьёт всех нас. Так что ты не первая и не последняя жертва. Ты умрёшь тихо и в кайфе, как жил последние месяцы, и твою смерть сочтут трагической случайностью. Закономерным результатом твоей зависимости. Но он знает, что тебя убил я. И я убил тебя для него. Так я прошу прощения. Он это знает.

19 августа, пятница