Звездная королева - Рошани Чокши

– Я прощаю тебя, – безучастно промолвила она. – И я пришла предупредить.

– О чем?

– Твой Дхармараджа отвернулся от тебя, сестра.

Слова ее стали ядом, и я позволила ему разлиться по венам, одурманить, пока мысли мои не заполнило одно лишь предательство мужа.

* * *

Нритти скармливала мне образы через обсидиановый портал. Показывала Амара, рвущего нити точно горла, злорадно взирающего на осыпающиеся с гобелена жизни. Он игнорировал мои слова и только и ждал возможности применить агни-парикшу, чтобы навеки меня изгнать.

– Ты для него была лишь темной игрушкой, – убеждала Нритти.

И я поверила.

* * *

В день агни-парикши лицо Амара заливал свет.

– Я верю в тебя, любовь моя. – Он провел пальцами по моей скуле. – Это положит конец всем слухам. Убережет тебя от злословов. Знаю, последние наши дни были холодны, но после испытания все снова станет как прежде.

Сердце мое рычало, но лицо не выражало ничего.

– Я тебя не разочарую.

На суд мой собрались все жители Иномирья. На мне было белое траурное платье. В полумраке Ночного базара тускло мерцали фонари, озаряя резкие черты зрителей, блестящие рога да чешуйчатую кожу. Огромные ракшасы терпеливо ждали, крепко сжимая в руках оружие. Если я провалюсь – меня свергнут. Если пройду испытание – они прекратят кровопролитие в человеческих королевствах.

Священное пламя вырвалось из земли огненными лентами, извиваясь, хватая за руки. Я посмотрела на Амара. Суровое лицо его светилось надеждой. Казалось, я знала, на что. Но ошиблась.

Агни-парикша вцепилась в меня горящими когтями, разрывая нутро. Выйду из этого пламени невредимой – и докажу, что достойна королевского трона. И я не сомневалась, что выйду. Вопрос был в том, что делать дальше. И пока я горела, горела и горела, в висках стучали слова Нритти: «Он желает твоей неудачи, сестра. Он не представляет, насколько ты сильна. Когда пройдешь испытание – исчезни. Покинь его ужасное царство. Пусть сам о себе заботится. Пусть рыдает. Пусть страдает. Начни заново. Со мной».

Нритти скормила мне столько образов… Амар танцует с прекрасной нагайной в морском дворце, сотканном из стекла. Амар вздрагивает от моего прикосновения. Дым и горе тлели на моем языке. Ложь заполнила каждый уголок моего разума.

Я не помню, когда закончилась агни-парикша. Помню только, как появилась пред толпой по щиколотку в пепле. И под оглушительный рев – ликующий или негодующий, радостный или яростный – ушла. И помню, как Амар, изогнув темную бровь, взирал на зрителей с гордой улыбкой на лице, словно иного исхода и не ожидал.

И я долгое время думала, что он притворялся.

* * *

В Нараке меня встретил праздник. Каждый зал искрился серебром, пол устилали стеклянные цветки и лепестки. Дворец мерцал, будто окутанный водой, и лунный свет пробивался сквозь решетчатые окна. На столах ждали сладкие кафировые сливки и фисташковые пирожные на золотых блюдах. Но я ни к чему не притронулась.

– Разочарован? – холодно спросила я.

Амар обнял меня за талию:

– Я всегда в тебя верил. Убедить нужно было лишь внешний мир.

– Лжец, – прошипела я, вырываясь из кольца его рук.

– Что это значит?

– Ты унизил меня. Швырнул толпе, как падаль стервятникам. И как стервятники, они клевали меня.

Голос стал хриплым и ломким. Я ненавидела Амара. Ненавидела за то, что он от меня отрекся. Ненавидела за то, что нуждалась в нем.

Он стиснул челюсти и отступил на шаг.

– Я поступил так, чтобы подавить инакомыслие. Чтобы обезопасить тебя. Мне было стыдно просить тебя пройти агни-парикшу.

– Так стыдно, что ты решил отдалиться от меня, едва потребовав суда?

Амар казался оглушенным.

– Я Дхармараджа не без причины. Я не хотел подвергать сомнению свою беспристрастность, оказывая тебе поддержку. Ты наверняка об этом знала.

– А если бы я не справилась?

– Ты не могла не справиться. Потому я и не волновался. Тебе предначертано было стать королевой этих земель. Нам предначертано править вместе. Вечность.

– Я лучше умру, чем стану править рука об руку с трусом.

От Амара во все стороны зазмеились тени.

– Трусом? – прошипел он. – Трус бежит от трудного решения, принятого теми, кто любит его больше всего на свете. И коли я проявил трусость, то и ты тоже, джаани. Но мы можем начать заново. Давай просто больше не будем вспоминать об этом времени.

Он вновь попытался меня поцеловать, но я вырвалась.

– Я видела, как ты сам распускаешь слухи по Иномирью. Видела, как утешаешься в чужих объятиях. И если пройти агни-парикшу значит провести вечность с тобой, то я бы предпочла жизнь простой смертной.

Комната заполнилась влажным липким мраком.

– Что за лживые наветы, – пробормотал Амар.

– Я не доверяю тебе.

Он отшатнулся, будто от удара.

– Неужто ты совсем утратила трезвость суждений? Если ты действительно не веришь в истинность моих слов, тогда тебе здесь не место.

Мы уставились друг на друга сквозь выросшую меж нами стену ярости. Тишина ширилась, укрепляя наши слова до нерушимости железных оков.

– Когда-то я думала, что ты любишь меня, – сказала я срывающимся голосом. – А теперь отказываюсь жить в твоей тени до конца вечности.

Амар неверяще вглядывался в меня обсидиановыми глазами и наконец сердито указал на дверь:

– Тогда уходи!

* * *

И я ушла.

Шагнула в озеро перерождения, позволив воде смыть прежнюю жизнь, но наложив на себя то же проклятье, из-за которого подверглась агни-парикше. Вдалеке взревел Амар. Завыл. Взмолился. Но этого было слишком мало. И слишком поздно.

* * *

Я яростно моргнула, и образы развеялись. На ладони моей извивались, точно змеи-близнецы, две обжигающие нити. Голова трещала от всего увиденного и осознанного. Я жадно прислушивалась ко лжи и ни разу не усомнилась в ее истинности. Я позволила подозрениям взять верх и заплатила страшную цену.

Я крепче вцепилась в нити. Теперь нужно было освободиться от власти обозленной апсары.

Снаружи небо пульсировало желтизной, и мраморный пол дворца изнемогал от жары. Издалека донесся слабый треск, и сердце екнуло. Нритти добралась. В любую минуту она могла ворваться в тронный зал и сразить меня своей мощью, и я – по-прежнему бессильная и смертная – проиграю.

Я потянула за нити, но они не двинулись с места. Легкие мои наполнились огнем. «Нет. Нет, пожалуйста… не сейчас». Гобелен изучал, взвешивал и с любопытством ждал итога. Под сокрушительным потоком его магии разум мой раскололся. Образы засвербели под кожей, вонзились под ногти, сдавили ноги. Я слышала голос Нритти, исходивший от полотна: «Недостойна». И мои собственные мысли вторили ей эхом, а сердце сжималось от боли.