Держава и топор. Царская власть, политический сыск и русское общество в XVIII веке - Евгений Анисимов

Возле такого столба всегда стояла охрана, которая препятствовала родственникам и сочувствующим снять и захоронить останки. Часовые разрешали читать выставленные листы, но когда 23 сентября 1726 года капитан Иван Унков послал копииста Яковлева к столбу, на котором стояла голова казненного перед этим синодского секретаря Герасима Семенова, «списать слова с листа», то часовой этого сделать не дал. Обиженный Яковлев отправился в Тайную канцелярию жаловаться на солдата, был там задержан, подвергся допросам о причинах своего особого любопытства и с трудом выбрался из объятий сыска. Позже «листы» стали заменять публичным чтением манифестов о казни преступника. Манифесты о преступлении начинались словами «Объявляем во всенародное известие». Их печатали в сенатской типографии и рассылали по губерниям и уездам. Там их читали в людных местах и церквях. Были и публикации в газете. Так, через два дня после казни Василия Мировича 17 сентября 1764 года в № 75 «Санкт-Петербургских ведомостей» был опубликован отчет о происшедшем на Обжорке. Впрочем, одновременно установили, как и раньше, «листы» на месте казни.

25 ноября 1741 года произошел военный переворот и свержение с престола младенца императора Ивана Антоновича. Права юного императора были утверждены завещанием предыдущего монарха (Анны Ивановны) и двукратной всеобщей присягой подданных. В результате переворота к власти пришла цесаревна Елизавета Петровна. Накануне она вошла в тайное соглашение с иностранными дипломатами, получала от них деньги, а затем во главе отряда гвардейцев захватила императорский дворец и лишила правящего государя власти и свободы. Всю последующую жизнь император прожил в тюрьме. В тюрьме и был убит согласно тайной инструкции, по которой охрана получала право убить узника, если кто-то попытается освободить его.

В августе 1764 года подпоручик Смоленского пехотного полка В. Я. Мирович подговорил роту охраны Шлиссельбургской крепости начать бунт и освободить из заключения бывшего императора Ивана Антоновича. Неожиданные для коменданта крепости заговор и успешные действия бунтовщиков в ночь с 4 на 5 июля 1764 года решили судьбу бывшего императора. В рапорте от 5 июля Н. И. Панину охранявшие писали: «И потом те же неприятели и вторично на нас наступать начали и уграживать, чтоб мы им сдались. И мы со всею нашею возможностию стояли и оборонялись, и оные неприятели, видя нашу неослабность, взяв пушку и зарядя, к нам подступили. И мы, видя оное, что уже их весьма против нас превосходная сила, имеющегося у нас арестанта обще с поручиком умертвили. И больше, видя свою совсем невозможность, принуждены были уступить свое место».

Тюрьмы XVIII века были преимущественно пересыльными. Они назывались острогами и представляли собой пространство, обнесенное высокой (до 10 м) стеной – тыном из вертикально поставленных бревен, с одними воротами. В центре такого замкового двора стояла деревянная казарма без внутренних перегородок, в ней на голых нарах спали заключенные. Казарма отапливалась печами. Были тюрьмы, где вместо одной большой казармы строили несколько изб поменьше, внутри каждой одна-две камеры – «колодничьи палаты» (или просто «колодничьи»).

По описанию англичанина Кокса, территория Московского острога, построенного в середине 1770‐х годов, была разделена внутренними стенами на несколько секторов, внутри которых стояли по 4, 6 или 8 колодничьих палат. В каждой избе была одна общая камера на 25–30 человек, всего же острог был рассчитан на 800 заключенных. На сектора острог делился для того, чтобы изолировать подследственных от осужденных и ссыльных, мужчин от женщин. В других же тюрьмах такое деление соблюдалось не так тщательно, поэтому разные категории заключенных, в том числе мужчины и женщины, оказывались вместе.

Внутренний режим в тюрьмах того времени по сравнению с иными временами был весьма свободным. Днем заключенным разрешалось гулять по тюремному двору. Часть из них, скованные общей цепью («на своре», «на связке») и под охраной солдат, могли покидать острог для сбора милостыни. За 1702 год сохранилось описание таких цепей: «Две чепи долгих, что в мир ходят и с ошейниками, у них четыре замка висячих». По данным начала XVIII века известно, что при выходах «на связке» заключенных сковывали по двое «по ноге в железах».

Арестанты «на сворах» встречались на улицах каждого русского города. Зрелище заунывно поющих колодников «на связке» оставляло тяжелое впечатление у прохожих. В указе Сената 1736 года с упреком говорится, что арестанты, сидевшие в разных учреждениях, «отпускаются на связке для прошения милостыни, без одежды, в одних верхних рубахах, а другие пытаны, прикрывая одни спины кровавыми рубашками, а у иных от ветхости рубах и раны битые знать (то есть видны. – Е. А.)». В указе 1756 года сказано, что колодники на связках «пьянствуют и чинят ссоры». Весь XVIII век власти боролись с «шатанием» арестантов по городу, и только с созданием в 1819 году специального Попечительского общества об арестантах, финансировавшего пайки тюремных сидельцев, улицы городов были очищены от нищенствующих преступников.

Вернувшись в острог, арестанты делили милостыню на всех колодников. Уже в XVII веке в тюрьме существовала тюремная организация во главе с выборным старостой. Так как известно, что власти запрещали требовать с новичков «влазные деньги», можно утверждать, что в тюрьмах существовал типичный для преступного сообщества «общак». Cтаросты имели власть над другими арестантами, ведали «общаком», получали и распределяли передачи. Тюремное начальство делало им всевозможные поблажки – сговор-«стачка» между тюремными сторожами и тогдашними «авторитетами» был делом обычным. В один из дворов острога допускались торговцы вразнос, и там арестанты покупали еду, одежду, из-под полы – водку. Весь день тюрьма была открыта для посетителей. Родственники и знакомые приносили еду, одежду, лекарства. Женщины здесь же варили тюремным сидельцам еду, стирали им белье. Заболевших арестантов иногда отправляли за пределы острога, в военный госпиталь. На ночь тщательно запирали железные двери тюрьмы, а снаружи выставляли охрану. За попытки побега, нарушение режима, оскорбление стражи следовали телесные наказания кнутом, плетьми, батогами.

Побеги не были редкостью при таком достаточно свободном режиме. У преступников было немало способов бежать, освободиться от цепей и кандалов. Один из таких способов упомянут в бумагах Сыскного приказа 1755 года. Колодник-старообрядец старец Исаак пытался во время богослужения в церкви, куда его выводили под конвоем, освободиться от оков: «С помощью палки и двух дубовых клиньев, стал разводить на ногах кандалы, но караульный помешал». Несмотря на неизбежное расследование с пытками и суровое наказание соучастников побега, сговор преступников и охраны был делом обычным. Нередко солдаты охраны, получив деньги и боясь наказания за «слабое смотрение», бежали вместе с преступниками.

Для наказания провинившихся и предотвращения побегов использовали различные оковы – цепи, кандалы, стулья, рогатки, колодки. Чаще всего узников заковывали в колодки, представлявшие собой две половинки дубового обрубка длиной до аршина с вырезанным в них овальным отверстием для ноги. Обе половинки замыкали замком или заклепывали с помощью штырей. Передвигаться в колодках было трудно. Цепные оковы – это кованая железная цепь с двумя широкими, размыкающимися браслетами на концах. Были цепи трех основных видов: для рук, для ног, для руки, ноги и шеи одновременно. В названиях оков нет единообразия. Цепи для рук в документах названы и «кандалами», и «железами», и «наручнями».