Веселая поганка - Людмила Милевская

Мы вырвались из этого сумасшедшего дома, резво преодолелирасстояние до своего «Форда», переведя дыхание лишь на его мягких сидениях.Никто нас не преследовал, лишь глухие звуки музыки доносящиеся из дома нарушалиночную тишину.

И тут меня осенило.

— Черт! Колян! Его джип исчез! — возопила я.

— Да, видимо он уехал, — подтвердил монах. — Странно, онвыбрался оттуда раньше нас.

— Судя по всему, у него были свои дела. И, видимо,серьезные, раз он не стал принимать участие в нашей поимке, а спокойненько селв джип и укатил.

— Думаете, мы потеряли его?

— Судя по всему — да.

— И что мы будем делать?

— Догонять! — гаркнула я и развернула машину в обратнуюсторону.

Быстро промелькнул за окнами «Форда» поселок, мы вылетели натрассу и двинулись в Петербург. Лишь тогда я пришла в себя и сказала:

— Ну и денечек. Нарадоваться не могу на свой духовный рост.Раньше бы раз сто погибла, а теперь ну прямо как во сне — делай что угодно, всеравно проснешься живой и здоровой. Марусю, беднягу, на ее «Жигуле» чуть ли нена каждом углу останавливают, придираются, то того им нет, то другое имподавай. Собрать штрафы, которые она заплатила, так сотню таких «Жигулей»купишь.

— Но у нее и в самом деле нет ничего, — напомнил монах. —Руль и колеса.

— Да, но нас-то ни разу на том «Жигуле» не остановили. Ментыпросто отворачиваются, нас завидев. Я вообще (кому сказать — не поверят)несколько дней езжу без паспорта и без прав. В другое время были бынеприятности, уж штрафов наплатилась бы, но с тех пор как я связалась с вами иначался у меня этот духовный рост, все пошло как по маслу.

— Дело не в вашем росте, — разочаровал меня монах. — ЭтоГосподь нас не оставляет, потому что служим мы благому делу.

«А что, он от истины недалек, — подумала я. — Дело не в моемросте. Где он был, этот рост, когда меня Колян с „братаном“ изловили? Не успелавыйти из „Жигуля“, как сразу же была схвачена. С монахом же в каких толькопеределках не побывала, и все с меня, как с гуся вода.»

— Послушайте, — изумилась я. — Как вам это удается? Почемувсе так заканчивается хорошо? Нужна машина — пожалуйста, приличная и зачетверть цены. Без прав спокойно езжу, к дому этому, думаю, в другой раз и намилю не приблизилась бы — собаками затравили бы, а тут и вошли и вышлиспокойно, лишь с легкими приключениями. Почему вам пруха такая, ну в смысле: почемутак всюду везет?

— Потому, что я Богу предался, — ответил монах. — Теперь Богменя ведет и во всем меня направляет.

Я оживилась:

— Коль польза от него такая, пожалуй, прямо сейчас предамсяи я, только как? Как это сделать поскорей, еще до того, как Коляна догоним?

Монах пытливо на меня посмотрел: шучу я или в самом делепредаться Господу собираюсь.

— Очень предаться Богу хочу, — для верности подтвердила я. —Скажите, пожалуйста, как это сделать?

— Хорошо, всего лишь надо произнести: Господь мой, люблютебя и предаюсь воле твоей.

— И все? — изумилась я. — Этак любой предастся. Что жеостальные, не знают? Вот глупые! — Я загоревала: — И в страданиях живут, когдавсе так просто.

— Просто, но не совсем, — возразил монах. — ПредавшисьГосподу, теперь вы должны ему верно служить и выполнять аскезы: не есть мяса,молиться, славить имя Божье, ограничить себя в сексе, совершать лишь ту деятельность,которую можно Господу предложить с ее плодами, не оскорбляя Его. Вы должны житьво славу Господа.

Я пришла в ужас: чем занимаюсь? Что ни возьми, все стыднопредложить. Одни грехи! И это если брать только деятельность, а если взятьмысли…

Тут уж и совсем плохо, тут и черту не предложишь, чтобы егоне оскорбить, а Господу даже и намекнуть страшно, что творится в моей голове.

— Послушайте, — озабоченно воскликнула я, — а что же будет,если я Господу предамся, но не стану аскез выполнять и предлагать ему плодысвоей, простите, деятельности?

— Предавшись Господу, вы предлагать плоды своей деятельностиобязаны Ему. Должны выполнять и аскезы, в противном случае совершите ещебольшее падение и страшные несчастья постигнут вас.

Такое заявление испугало меня.

— Нет-нет, — закричала я, — какие несчастья? Какое падение?Вы свидетель: я еще не предавалась, а только разузнавала как это делается и чток чему. И вообще, решила пока ограничиться одним духовным ростом. К чемуспешить? Зачем торопить события? Свято чту закон предков: тише едешь, дальшебудешь.

— Хороший закон, — одобрил монах, — но только если едешь, выже просто топчетесь на месте. Я бы посоветовал вам для начала предатьсяГосподу, увидите, сразу станет легче.

Я пришла в ужас. Сколько проблем! Не есть мяса и ограничитьобщение с мужчинами еще как-то можно, потеря невелика, но отказаться от шляп?От нарядов? От косметики? От сплетен? Никогда!

— Не могу я так сразу предаться, — честно призналась я. —Вдруг предамся, а никакого Бога и нет. Кто даст гарантии? Никто. В этом миретак много прекрасного. Не для этого ли его создал Бог, чтобы мы наслаждались?

— И болели, и страдали, — горестно качая головой, продолжилмонах. — Здесь все зыбко, все ненадежно. Взять хотя бы наше тело. Та оболочка,в которую заключена наша душа, первое, на что нельзя положиться. Все, чегохочет душа, не способна дать эта оболочка. Даже ваш разум входит в противоречиес телом. Постоянно. Болезнь и вовсе может человека в животное превратить. Начто можно положиться в этом мире? Что есть прочное и неизменное? Только Бог!

Пришлось возразить.

— Это тело и говорит как раз о том, что Бога нет, — отрезалая. — Как мог он придумать такую несовершенную модель? Даже вы, его слуга,признаете это. Раз в этом мире не на что положиться, так зачем же былосоздавать такой неправильный мир?

— Это вопрос заключенного в тюрьму: зачем тюрьма, если тамне дают ананасов? Ананасы дают в другом месте. Миров много, но предыдущимисвоими действиями мы заслужили именно такой мир. Этот мир отражение нашихжеланий, отражение нашей заболевшей души. Мы имеем такие качества, от которыхможно избавиться только в этом мире. Мы хотим того, что нам вредно, и Богвыполняет наши желания, но при этом словно бы говорит: «Ты хочешь этого,хорошо, возьми, попробуй, но увидишь, что из этого получится.» И мы берем,хватаем, и узнаем, что все обман: любовь, дружба, служба, богатство, слава. Всеневечно, с наслаждением все несет страдания, плоды любой деятельностиразрушаются, следовательно — бессмысленны. И среди этого хаоса одна лишьистина…

— Знаю-знаю, — перебила я монаха. — Истина — Бог. Самаясомнительная, должна сказать, истина. Любовь бренна, согласна; деньги — тлен,безусловно; все в этом мире — прах, однозначно; но даже пирожное я могу съесть,если плюну на свою фигуру, а что же Бог? Только и слышу я о наслаждении, а гдеоно? В чем оно?