Камуфлет - Антон Чиж

Николай Карлович захлебывался в собственной крови.

Коллежский советник упал пред ним на колени и бережно повернул лицо к небу.

— Вы признаетесь? — вскричал он.

— Да, я убийца — еле слышно прошептал умирающий. — Прошу вас, позаботьтесь о племяннице, она ничего не знает, бедная Антонина! Это я… Это все я… Я хотел стать Наполеоном, Ницше, великим человеком, а умираю в пыли! Все, что вам нужно, находится в моем портфеле…

Николай Берс вздрогнул всем телом и испустил дух.

«Из кустов вышел смиренный Лебедев, печально склонился над телом, даже не пощупав пульса и не проверив дыхание:

— Великий преступник! Но людскому суду более не доступен!

Виноватый Джуранский был недвижим, а Ванзаров в отчаянии рвал на лице усы. И лишь великий и коварный злоумышленник стеклянным взором смотрел в небеса».

— Романтически сочинили. Прямо слеза профибает, — сказал Родион Георгиевич, кладя последний лист в стопку и незаметно оправив сбившийся ус. — Смерть со взглядом в небеса — это мечтания в духе страстных приказчиков.

— Галиматья! Дешевая подделка под уголовную книжонку! — раздраженно заявил Аполлон Григорьевич и швырнул непочатую сигарку в колбу с кислотой. — «Смиренный Лебедев»!.. Тьфу! Таланта не видно даже в лупу. Такая же дрянь, как тот романчик.

Николай Карлович дернулся ответить обидчикам, но французские цепочки невежливо держали у спинки стула, а локти стреножили рукава собственного пиджака, спущенные и перекрученные узлом. Чиновник, весь перемазанный в пыли, озлобленно рыкнул:

— Дописать не успел, за меня закончат другие. Романчик выйдет, что и Габорио не снилось. Чисто изюм!

На первом листе машинописной рукописи, извлеченной из портфеля, гордо чернело слово «Камуфлет». Ванзаров поднял бумажку к свету, проверяя засечку на изученной букве, и спросил:

— Хоть не люблю изюм, а вот любопытно: чем романчик-то завершится?

— Скоро узнаете! — фыркнул Берс и тут же получил легкий, но ощутимый тычок. Литературной критикой Джуранский занимался быстро и кратко. Роскошный синяк под левый глаз — вот и вся рецензия. Вдогонку — прием джиу-джитсу «захват рукавами». После яростной борьбы в партере на дачной тропинке, разгоряченную натуру требовалось занять ведением протокола немедленно.

Лебедев притащил из канцелярии пишущую машинку и водрузил на лабораторный стол. Мечислав Николаевич с грохотом каретки воткнул чистые листы, проложенные копиркой, отстучал формулярный заголовок и приготовился.

ВАНЗАРОВ. Господин Берс, с вас снимается допрос в связи с проводимым сыскной полицией дознанием о смерти Петра Николаева Морозова, его светлости князя Павла Александровича Одоленского, штабс-ротмистра Кирилла Владимировича Меншикова и стряпчего Сергея Пионова Выгодского. Прошу сообщить, что вам известно о смерти вышеозначенных лиц.

БЕРС. Они умерли.

ВАНЗАРОВ. Каким способом они были умерщвлены?

БЕРС. Я думаю, вам это известно лучше, чем мне.

ВАНЗАРОВ. Прошу ответить, что известно вам.

БЕРС. Князь погиб от взрыва горла, Меншиков — от какой-то бытовой травмы, о смерти Выгодского мне ничего не известно.

ВАНЗАРОВ. Что можете сообщить о Морозове?

БЕРС. Не имею чести знать этого господина.

ВАНЗАРОВ. Судя по листу, обнаруженному в вашем портфеле, вы детально ознакомлены с его биографией.

БЕРС. Это наметки к литературному персонажу моего романа.

ВАНЗАРОВ. Именно они стали основой писем, которые вы передавали в Министерство двора при помощи Меншикова?

БЕРС. Не можете этого доказать.

ВАНЗАРОВ. На вашу принадлежность к убийствам прямо указывает клочок от сгоревшего письма, обнаруженный в камине квартиры Выгодского.

БЕРС. Этого не может быть!

Пометка: коллежский советник Ванзаров показывает вещественную улику.

ВАНЗАРОВ. Это письмо напечатано на пишущей машинке, которая спрятана на вашей даче.

БЕРС. Как узнали?!

ВАНЗАРОВ. Вы создали тайное общество под названием «Первая кровь», в которое вовлекли упомянутых лиц. Все члены общества имели клички персонажей Троянского цикла и обращались друг к другу «содал». Декларировалось, что целью общества должно стать улучшение жизни в империи. Но истинной задачей было совершение крупного преступления против существующего государственного строя. После того как обманутые вами господа стали понимать это и отказываться, вы хладнокровно их убивали. Признаете это?

БЕРС. Да, признаю.

ВАНЗАРОВ. Признаете, что убили Петра Морозова на церемонии приема в содалы извращенным образом, а затем, чтобы скрыть следы своих преступлений, разорвали его тело на части?

БЕРС. Петра Морозова я не убивал, я не знаю, кто это. Мы принесли в жертву Петра Александровича Ленского. Это я признаю. Убийство произошло в ночь с четверга на пятницу, в нем участвовали все содалы.

ВАНЗАРОВ. Признаете, что специально бросили тень на мою жену, внушив при помощи гипноза извозчику Растягаеву и дворнику Епифанову, что она возила тело в ковчежце, украденном у князя Одоленского?

БЕРС. Да, признаю.

ВАНЗАРОВ. Признаете, что злонамеренно разбросали части тела убитого Ленского таким образом, чтобы указать на причастность моей жены?

БЕРС. К стыду своему, признаю.

ВАНЗАРОВ. Где было совершено убийство Ленского?

БЕРС. В погребе дачи, которую снимаю в Озерках.

ВАНЗАРОВ. Что еще можете сообщить следствию?

БЕРС. Прошу меня простить и не держать зла.

Освобожденный от пут Николай Карлович растер красные следы на запястье, не заглянув в протокол, подписал оба экземпляра, пыль с сюртука не стряхнул и попросил чаю. Для кровавого монстра, только что признавшегося в организации четырех убийств, вел он себя на удивление спокойно, если не сказать равнодушно. Обычно такие откровения приходится вытаскивать долгой психологической борьбой, медленно, но верно приводя убийцу к раскаянию. А тут, стоило лишь назвать одну улику, и не такую уж грозную, как исповедь полилась потоком. Против всякой логики.

Родион Георгиевич проверил показания на предмет опечаток, но ротмистр поработал стенографисткой блестяще. Коллежский асессор, он же глава тайного общества, а также изощренный убийца мирно попивал чаек с коньяком большими глотками.

— Поговорим начистоту? — Ванзаров уселся рядышком с Берсом.

— Попробуйте, — согласился тот, прихлебывая из лабораторной склянки — чайная посуда бесследно пропала после грандиозной перестановки.