Кровь в моих жилах - Татьяна Лаас

среди золотых березовых листьев. Голова чуть кружилась, но это, наверное, от голода, чем от магического истощения.

— Колле… Титулярный советник Богомилова, слушаю.

В кристальнике раздался знакомый до ужаса голос. На заднем фоне были слышны отнюдь не больничные звуки: что-то говорил Синица, стучали клавиши пишущей машинки, что-то пьяно напевал задержанный.

— Доброе утро, Светлана Алексеевна, это пристав Громов вас беспокоит.

Светлана не сдержалась:

— Александр Еремеевич, почему вы не в больнице⁈

Он же серьезно ранен, даже с учетом её и Мишкиной крови, даже с учетом жизни Китти, ему еще лежать и лежать в койке необходимо. Громов не обиделся на крик, только мягко сказал:

— Светлана Алексеевна, давайте не будем об этом.

— Вы должны быть в больнице! — Наверное, своей горячностью она все же обидела Громова, потому что он напомнил ей один весьма очевидный и неудобный факт:

— Светлана Алексеевна, вы тоже не безупречны. Я просил вас поберечься и побыть дома.

— Вы не просили, — сказала Светлана гораздо тише.

— Просил!

Светлана упрямо поправила его:

— Вы шантажировали, Александр Еремеевич. Это иное.

— Простите меня за это. Но вы сейчас отнюдь не дома.

— С чего вы взяли… — Жизнь в приюте научила одному: стоять на своем до конца, тем более что лес молчал, и Мишка, обнявший со спины Светлану, тоже. Приставу не откуда знать, что Светлана не дома.

Громов пояснил:

— С того, что я все утро отпаиваю Синицу водкой и уговариваю его, что вы не валяетесь где-нибудь обескровленная на капище. Он вас пришел тайком звать на берендея, а вас не оказалось дома.

— Александр Еремеевич, простите…

— У меня не надо просить прощения.

— Вы тоже человек, и тоже могли испу… — она осеклась, понимая кому и что говорит. Мужчины такого не прощают. Никто не любит, когда его носом тыкают в его же слабости.

Александр Еремеевич спокойно продолжил:

— Хорошо, что ваш Герасим четко доложил о странном приезде княжича Волкова. Светлана Алексеевна, раз мы оба с вами настолько небезупречны, то не считаю необходимым откладывать процедуру истинности имени. Вы можете подъехать в Уземонский участок в ближайшее время?

— В ближайшее? — она оглянулась на Мишку. Ночевка в лесу не пошла тому на пользу. Он был бледен, измотан и немного неопрятен — золотые листики затерялись в его шевелюре, придавая деревенский вид.

— Желательно. Запасы водки у меня не так, чтобы были большими, а Синица волнуется.

Мишка кивнул: мол, соглашайся, сейчас подъедем. Его живот выдал голодную трель, подтверждая необходимость возврата в цивилизацию.

— Александр Еремеевич, я сейчас подъеду, конечно.

Мишка шепотом подсказал:

— Через час, не раньше.

— … через час.

— Хорошо, меня это устроит.

— А потом я могу надеяться, что вы вернетесь в больницу? — все же спросила Светлана. Громов кашлянул, и она явственно увидела, как он свел брови над переносицей, а то и погладил заросший щетиной подбородок.

— Боюсь, после того, что мы с Владимиром устроили, нам там рады не будут.

— Александр Еремеевич…

Тот пояснил:

— Простите, мы с Владимиром тоже люди и тоже можем пугаться. Иногда даже сильно. Передавайте его сиятельству Волкову, что его настоятельно ищет Рогозин — что-то связанное с поисками Ивана Сидорова.

— Передам. И простите еще раз…

— Пустое, Светлана Алексеевна.

Она отключила покрытый изморозью кристальник и бессмысленно уставилась на него.

Михаил покаянно сказал:

— Я сам все объясню Громову. Он очень понятливый, честное слово.

— Миш… Дело не в этом. Я сама себя простить не могу — заставила больного человека волноваться.

Он поймал её руку с синюшными пальцами. Светлана ожидала поцелуя, но он лишь согрел их своим дыханием:

— Свет моей души… И тебя тоже заставил я. И Громов все поймет — жизнь Ивашки важнее. — Он улыбнулся, как мальчишка: — и посмотри на это с другой стороны: случись что-то страшное с Громовым, Матвейка о нем бы кричал, а не об Ивашке.

Светлана убрала из буйных кудрей Мишки золотые листочки:

— И все равно, перед Громовым я очень виновата.

— Светлана, не бери на себя все грехи этого мира. — Он провел пальцами по ледяной щеке и вздохнул: — тебя надо срочно везти в цивилизацию. Наверное даже в больницу.

— Мне всего лишь надо отогреться и все. Не волнуйся.

Мишка встал, чуть пошатываясь — тьма ночью и его силы пожрала:

— Пойдем, надеюсь, дедушка будет столь добр, что откроет нам тропу до магомобиля.

Дедушка был добр — туман клочками полетел по ветру, показывая заросли папоротников, обочину и серый, мокрый от росы «Рено». Вдалеке мок под черными тучами Суходольск.

Светлана, опираясь на предложенную Мишкой руку, встала и обернулась к лесу:

— Благодарю, дедушка! Сохрани Ивашку, прошу…

Лес зашумел, подтверждая, что услышал её.

Мишка, открывая перед Светланой дверцу магомобиля, задумчиво прошептал:

— Он же не съест Ивашку, правда?

Дедушка обиделся — из леса поднялась и понеслась вслед за «Рено» с диким граем оголтелая воронья стая. Дедушка не знал, что моет магобиль отнюдь не Мишка. Стая отстала только у городской черты, когда магомобиль влетел в магическую аномалию. Струи воды дробно, заунывно застучали по крыше магомобиля, и Мишка, все это время ругавшийся под нос на вредного деда, сбавил скорость и посмотрел на замершую Светлану. Та все пыталась понять, как извиняться перед Громовым.

— Свет моей души, не бери на себя всю несправедливость этого мира. Такое случается. Иногда бывают патовые ситуации, когда все равно кем-то придется пожертвовать. Тут хотя бы не жизнью, а всего лишь спокойствием Громова. Представь… — Он уверенно крутил баранку, с каждым поворотом все ближе и ближе подбираясь к Уземонке. — Ты отговорила меня, правильно поступая по просьбе Громова и оставаясь дома. Мы бы не поехали за Ивашкой. Итог: его смерть и проклятый лес. Ты не отговорила меня, и я поехал за ним один — итог: две смерти и пятно проклятья в два раза больше.

— Миша…

— Нет уж, выслушай меня, прошу. Мы поехали в больницу предупреждать Громова. Он нас отговорил. Итог: мертвый Ивашка. Он отговорил только тебя. Итог: мертвый Ивашка и я. Он не отговорил нас и…

— … и сам собрался с нами.

— Именно! Итог непредсказуем полностью — Громов слишком ослаблен, а дедушка слишком кровожаден… И гостеприимен. Лежать Громову в берлоге до весны бы в лучшем случае, рядом с Ивашкой… И