Борис и Глеб - Андрей Ранчин

Историческая память скандинавов была очень избирательна: «Все те события, которые происходили за пределами Скандинавии, являлись для составителей саг не более чем фоном, на котором разворачивалась деятельность их главных героев, и здесь говорить о каком-то “историзме” саг, о точном воспроизведении ими реальных событий не приходится. В этом отношении саги оказываются ближе к русским былинам, чем, например, к летописи. В силу специфики их как исторического источника в них не могут не соединяться самые разные сюжеты, самые разные действующие лица, не может не происходить смешения тех или иных хронологических ориентиров, повторения одних и тех же сюжетов применительно к разным персонажам. Наемники-скандинавы, несомненно, находились на службе не только у “Ярицлейва Хольмгардского”, но и у других русских князей, в том числе и у Святополка Киевского. Наверное, нельзя полностью исключать то, что в “Прядь об Эймунде”, действительно, оказались вплетены припоминания об убийстве скандинавскими наемниками (но не Эймундом, которого тогда еще не было на Руси!) князя Бориса Владимировича, чему не могло не способствовать сходство его имени с именем “Бурицлава”. Но так или иначе, а все эти припоминания и переплетения в тексте скандинавской саги не могут служить основанием для обвинений в убийстве Бориса князя Ярослава Владимировича».

Дополнительным аргументом для обвинителей Ярослава является относительно поздний и вставной характер летописного сказания об убиении Бориса и Глеба, которое содержится в «Повести временных лет». Историк С.М. Михеев считает летописную повесть о Борисе и Глебе довольно поздней вставкой[142], появившейся только в Начальном своде (1090-е годы). Основным доказательством для такого вывода является повтор сообщения о вокняжении Святополка и о раздаче им даров киевлянам: этот повтор обрамляет текст повести об убиении Бориса и Глеба под 1015 годом. О раздаче даров князем говорится перед повествованием о гибели братьев и затем, еще раз, — после[143]. Вроде бы получается, что редактор летописного текста переписал из более раннего летописного свода известие о вокняжении Святополка и о его дарах киевлянам, после этого вписал новый фрагмент — повесть об убиении братьев, — а затем по невнимательности вновь переписал, повторил сообщение о приходе Святополка к власти и о его дарах. « Рассказ об убиении Бориса, Глеба, Святослава разрывает монолитное повествование о борьбе Ярослава Мудрого за Киев».

Но присмотримся к этим двум дублирующим друг друга известиям «Повести временных лет» внимательнее. Первое, следующее за похвалой скончавшемуся Владимиру и идущее сразу после заголовка «О убьеньи Борисове»: «Святополк же седе Кыеве по отци своемь, и съзва кыяны, и нача даяти им имение; они же приимаху, и не бе сердце их с нимь, яко братья их беша с Борисомь». (В переводе на современный русский язык: «Святополк сел в Киеве по смерти отца своего, и созвал киевлян, и стал давать им дары».)

После этого следуют: повествование об убиении святых братьев, похвала им, известие об убийстве Святослава, рассуждение о власти злых как о попущении Божием и наказании за грехи людей, а затем повтор: «Святополк же оканный нача княжити Кыеве. Созвав люди, нача даяти овем корзна, а другым кунами, и раздая множьство».[144] (Перевод: «Святополк же окаянный стал княжить в Киеве. Созвав людей, стал он им давать кому плащи, а кому деньгами, и роздал много богатства».) А дальше идет рассказ о новгородских событиях — об истреблении новгородцами бесчинствовавших Ярославовых варягов, о мести Ярослава Мудрого за их убийство, о примирении князя с горожанами и о выступлении в поход против Святополка.

Если бы в обоих случаях повторялось одно и то же сообщение из какой-то более ранней летописи, то оба фрагмента должны были дословно (или почти дословно, учитывая возможность ошибок переписчика — пропуск, нарушение последовательности слов и т. п.) совпадать. Между тем это совсем не так: в первом известии не упоминаются ни корзна — плащи, ни куны — деньги и нет упоминания, что подарков было роздано множество. Предположить, что редактор, сделавший вставку, или позднейший переписчик намеренно внес эти изменения, дабы избежать возникшего повтора, невозможно: в таком случае книжник просто опустил бы второе сообщение за ненадобностью. В действительности эти два сообщения о дарах Святополка могут восходить к разным источникам. Как доказал А.А. Шахматов, в летописной статье 6523/1015 года известия о новгородских событиях восходят к новгородскому летописанию. Вероятно, второе известие о вокняжении Святополка и раздаче даров киевлянам заимствовано именно из этого источника: ведь сразу за ним следует рассказ о столкновении новгородцев с Ярославовыми варягами[145]. Напомню: А.А. Шахматов считал, что у «Повести временных лет» есть прямой источник — так называемый Начальный, или Второй Киево-Печерский свод, созданный в 1093—1095 годах и частично сохранившийся в составе Новгородской Первой летописи. (Именно в этом своде, убежден С.М. Михеев, впервые появился вставной рассказ об убиении Бориса и Глеба.) Но А.А. Шахматов предполагал, что Начальному своду предшествовали еще несколько несохранившихся летописей: Древнейший свод 1037—1039 годов и Первый Киево-Печерский свод, законченный около 1073 года. Использовалось в Начальном своде и новгородское летописание середины XI века. Таким образом, летописная статья о событиях 1015 года могла претерпеть удивительные метаморфозы, переходя из Древнейшего свода в новгородское летописание, которое затем в свой черед воздействовало на летописание, ведшееся в Киево-Печерском монастыре. А если это так, повтор известия о раздаче даров Святополком может иметь и более прихотливые и сложные (но, надо признать, чисто гадательные) объяснения[146]. Возможно и иное объяснение: повтор известия о раздаче даров киевлянам был введен как повествовательная скрепа: он указывает на завершение сюжета об убийствах и возвращает читателя к рассказу о начале правления Святополка в Киеве.